Она себе тоже хоть тысячу таких Аполлонов найдет! Прямо завтра. Стоило только захотеть. Обидно, правда, что приняла флирт за что-то большее, но сама виновата — Поля ее предупреждала, дурочку. И злиться стоило теперь только на саму себя.
Лиза прекрасно знала, в чем заключалась ее проблема. Она так хотела любви, что придумывала себе ее на каждом шагу. Видела призрак той в каждых новых глазах напротив, пыталась ухватиться за ее исчезающий силуэт, ощущая после лишь невесомость и пустоту в руках. И неприятное горькое послевкусие. И это умножало боль и закрывало двери ее души от всего мира все плотнее и крепче. Пока вскоре из-за этих дверей не стало видно и ее самой.
— Ну этих мужиков! — сказала она сама себе и остановилась вдруг, как вкопанная.
За дверью послышались шаги, громкие, торопливые. И смех: заливистый женский и раскатистый мужской. Потом раздался голос Лонни:
— Денек выдался жаркий, ты права. Лучше дождаться вечера, мне не хотелось бы, чтобы ты растаяла на солнце, моя сладкая.
— Открывай скорей. — Голос Кармиллы. Ледяной, как дыхание ночи. — У меня для тебя припасен десерт.
Нет! Нет! За что же это?
Лиза заметалась по комнате, вернулась в спальню. Что же делать? И какой черт ее дернул сунуться в номер герцогини? И стало жутко и страшно. Будто слон наступил девушке на грудь: дыхание перехватило, руки затряслись. Нужно было срочно принимать решение: раскрыть свое преступление, сдаться или спрятаться.
И как в дешевом сериале Лиза открыла створки платяного шкафа и нырнула внутрь. Щелк. Готово.
Раздались шаги Лонни и тихий шелест платья Кармиллы. И ее же смех. Противненький, склизкий. Лизе не понравилось, как весело хохотал ее красавчик, называя «сладкой» эту горькую редьку, перехваченную парчой и украшенную драгоценностями. Вообще никак не понравилось. Даже взбесило. И означало это лишь то, что ее догадки были верны.
— Чем это пахнет? — недовольный голос шальной императрицы.
— Ничего не замечаю, — смеется красавчик.
Шаги, шорохи, едва слышимый шелест платья.
— Неприятно, и запах какой-то тяжелый, спертый. Нужно было вызвать горничных для уборки.
— Нам было не до этого.
Опять дружный хохот обоих.
Лизе вспомнились окурки, разбросанные по полу. От них вероятно и распространялся тошнотворный аромат. Но ведь она все прибрала. Девушка выругалась, коря себя за небрежность.
— Поторопись, — прощебетала соперница.
Скрежет вылетающей пробки. Хлопок. Что-то зажурчало, наверняка, шампанское.
Чем же так противно воняет? Здесь, в шкафу. Лиза оглянулась. Приторно-тяжелый, железистый запах. Она дернула плечом, отодвигая многочисленные наряды герцогини, и снова уставилась в щелку.
Никого не было видно. Значит, они в соседней комнате. И эти странные звуки: чавканье, хлюпающее причмокивание. Похоже, это никак не было связано с поеданием десертов. В ту же секунду к ним добавились легкое постанывание, ахи-вздохи и смех.
Какого черта они там делают? Девушка даже не спрашивала себя. Она и так знала. Такое ни с чем не перепутаешь.
Ее Лонни целовал там эту ледышку. Словно удар ножом в сердце.
— Милый мой мальчик.
— Да, моя госпожа?
Госпожа? Он верно шутит! Или у них там садо-мазо? Плетки, кожа, поводок для послушного прислужника…
— Как ты здесь жил без меня?
— Мммм, я скучал.
Ножом в сердце? Нет, это была шутка. Теперь Лиза почувствовала, как ее грудь разрывает хорошо наточенный огромный тесак.
— Я тоже. Ты самый славный мальчик, который мне попадался за последнюю тысячу лет.
— Я знаю.
— Самый сладкий.
— Знаю.
— Да брось ты со своим «знаю»! Когда тебе делают комплименты, нужно говорить спасибо. А я ведь не часто их делаю.
— Спасибо, госпожа.
— Ты заслужил.
— Ммм…
— А еще у тебя самая крепкая задница.
9
Шорох, шелест. Тихое хихиканье. Лиза поморщилась, чувствуя, удушающий тошнотворный запах позади. Что же хранила в этом шкафу вместе с одеждой эта любительница крепких задниц? Аромат, как на скотобойне.
— И эта большая штука, — продолжал ледяной голос, — которая прижимается к моей ноге, она достойна того, чтобы только ради нее одной приезжать каждый сезон в ваш клоповник.
— Милая, ты же знаешь, что хозяин…
— Да пусть слышит! Мне надоело видеть, как вас всех от него в дрожь бросает. Я его не боюсь! Слышал? Да пусть все слышат!
— Но он может…
— Мне все равно! Я бы привела здесь все в порядок, раз он не справляется.
— То, что произошло вчера, просто случайность. Мы все уже уладили.
— Мой мальчик, я все равно доложу, куда надо. Ты меня плохо знаешь.
— Не стоит, Кармилла, — мягко, ласково, заискивающе.
— Ты хочешь остаться здесь после смены власти? — Ее тон сменился на не терпящий возражений. — М?
Тишина, легкий шелест одежды, едва слышимый стон.
— Да, моя госпожа.
Опять глупые причмокивания.
— Ты будешь занимать достойное положение, — и затем уже совсем тихо, — только помоги мне…
— Но… Я рискую, ты знаешь.
— Лонни, ты такой сильный, красивый, умный. Неужели тебе всю жизнь хочется мотаться у них на побегушках?
— Нет.
— Носить эту ужасную форму?
— Нет.
— Твое место там, наверху. Со мной. Понимаешь? И поверь, совсем скоро мы возьмем то, что принадлежит нам по праву.