Отель 'Трансильвания'

- Ну вот. Найдите Гильома Голландца, он его для вас огранит.

На ладонь Жервеза упал неограненный алмаз. Граф с изумлением уставился на него. Барон улыбнулся.

- Он подлинный, не сомневайтесь. И стоит немало.

Жервез конвульсивно сжал алмаз в кулаке.

- Я не понимаю,- пробормотал он.

- Вам и не надо ничего понимать. Еще четыре подобных подарка вы получите после поездки в Сан-Дезэспор. Также я буду иметь удовольствие передать вам расписки. А вы получите удовольствие, бросив их тут же в камин.

Сен-Себастьян позвонил, вызывая лакея.

- Желаю удачной охоты, граф. Не забывайте об уговоре.

- О, безусловно,- пролепетал д'Аржаньяк. Он слегка ошалел, но понимал, что пора убираться. Лакей уже открывал перед ним дверь. Граф ринулся к ней, облегченно вздыхая. Счастье вновь ему улыбалось, но на какую сумму следовало еще оценить.

Сен-Себастьян позвонил еще раз и вызвал Ле Граса. Алхимик вошел, извиняясь за перепачканный фартук, зов господина застиг его в мастерской.

- Неважно,- отмахнулся Сен-Себастьян.- Скажите, сколько алмазов вы сможете вырастить из того, I что у вас есть?

Ле Грас потер подбородок.

- Не знаю. Штук десять-пятнадцать, если все пойдет хорошо. Пока уголь плавится, а посуда выдерживает азотные испарения, можно не унывать. Однако что будет дальше - загадка. Знает о том только Ракоци, но его тут нет.

- Ракоци, опять этот Ракоци! - Сен-Себастьян забегал по комнате. Полы его роскошного клетчатого халата воинственно развевались.- Ле Грас, он мне просто необходим. Тот кто владеет одним секретом, может владеть и кучей других. Я хочу, чтобы вы отыскали этого человека.

Маг побледнел.

- Но барон!.. Вы же знаете, меня изгнали из гильдии и, появись я на улице, никто не даст за мою жизнь и гроша...

- Никто не даст за вашу жизнь ни гроша, если вы еще раз мне возразите. Помните об этом, Ле Грас.

Еще помните, что положение ваше здесь шатко.- Он обернулся к алхимику и поглядел ему прямо в глаза.- Вы нужны мне, поскольку изготавливаете алмазы. И как только нужда в вас отпадет...

Он пожал плечами и подошел к огню.

- Но я не смею опять вернуться туда,- умоляюще произнес Ле Грас.

- Вы не смеете препираться,- надменно проронил Сен-Себастьян. Он взял с подставки позолоченные щипцы и пошевелил ими в камине. Взметнулась туча искр, огонь запылал ярче.

- Вспомните мадам де Кресси. После меня вы, кажется, овладели ей первым. Это было всего лишь насилие. Не пытки, не месса крови. Вспомните о ней и подумайте, стоит ли вам мне перечить.

У Ле Граса пересохло во рту, он с трудом прохрипел;

- Я попытаюсь, барон.

- Хорошо.

Сен-Себастьян не глядел на алхимика.

- Я пойду сегодня, сейчас же. Ответом было молчание.

Маг уже перешагивал через порог, когда вновь прозвучал голос барона:

- Не вздумайте попытаться сбежать. Милосердие мне незнакомо.

- Я и не помышлял об этом, мой господин. Ле Грас поклонился, хотя барон так и не повернулся.

- Не лгите, Ле Грас. Найдете Ракоци - получите щедрый дар. Не найдете - ваша участь будет ужасной.

На пылающие поленья вновь обрушились жестокие удары щипцов.

Ле Грас брел по коридору, зажав рот ладонями, чтобы не закричать. Чердак над "Логовом красного волка" казался ему теперь самым желанным прибежищем в мире. О, если бы можно было опять оказаться там! И чтобы Оулен стоял за дверью - живой, невредимый. Этого увальня не стоило убивать. Ле Грас сам уничтожил последнюю возможность вернуться. Сначала он заставил туповатого малого перенести тигль в экипаж, а потом заколол, безжалостно, хладнокровно. И избил Сельбье, но убить не сумел. Ему нет прощения. Ле Грас заставил себя мысленно повторить: "Я найду Ракоци" - и вышел из дома.

Услышав, как вдалеке хлопнула дверь, Сен-Себастьян усмехнулся. Он стоял у камина и улыбался видениям, встающим перед ним из огня.

Отрывок из письма маркиза де Монталье своей сестре Клодии д'Аржаньяк.

"24 октября 1743 года.

...Я был поражен, как быстро пришло ко мне письмо от Мадлен. Каких-то пять дней, это просто невероятно. Можете мне говорить все, что угодно, об иностранцах, дурно влияющих на короля, но работа внутренних служб Франции убеждает в обратном вести от дочки наполнили сердце мое благодарностью к вам, дорогая сестра, и к ее исповеднику аббату Понтнефу, который мне также недавно писал. Я понял, что прелестям мимолетной жизни она по-прежнему предпочитает вечные добродетели. Это дает мне новые силы и снимает с души невыносимую тяжесть.