Отель «У призрака»

– На самом деле, я думаю, они будут удивлены. Мои старики даже представить себе не могут, что у их сына может быть такая красивая, милая, умная, элегантная и амбициозная девушка.

– Амбициозная? Разве это не жирный минус в глазах любых родителей? – встревожилась Эльвира.

– В Полякии любят сильных и знающих себе цену девушек. Все полячки такие.

– Э-э… мм… что ж, видимо, я должна быть рада, что похожа на любую полячку, – чуть надувшись, протянула она.

– Высокомерие и обидчивость тоже в характере полячек, – усмехнулся я.

– А мне кажется, что и у поляков тоже, – парировала она, видимо намекая на меня. – Ладно, я бы очень хотела понравиться твоей маме. С папой, надеюсь, проблем не будет. При желании я любого мужчину могу обаять, уж поверь…

– Знаю, милая. На мне твоё обаяние легко сработало. – Я не удержался и страстно поцеловал её, хотя на нас строго смотрели сидящие напротив две бабушки, девочка с косичками и маленький мальчик, грызущий красную машинку.

Когда мы наконец приехали на нашу маленькую заснеженную станцию, уже начали опускаться сумерки. Я хотел сделать родителям сюрприз, поэтому не сказал, когда точно буду.

Мы взяли такси, выбрав на вокзале из трёх скучающих лихачей самую небитую машину, и доехали за пятнадцать минут. Но чем ближе мы были к моему старенькому дому, тем громче билось сердце. Как Эльвире понравятся мои родители и мой родной городок? В сравнении с ним даже Мокрые Псы выглядели чуть ли не столицей округа.

Два наших музея – музей городка и музей железнодорожного моделирования – были интересны только местным, туристов здесь никогда не видели. Но мне почему-то было очень важно, чтобы Эльвире тут понравилось. Чтобы она, как и я, полюбила этот ничем не примечательный, но самый главный для меня на земле городок.

– И что, у вас правда только один бар на весь город?

– Да. Мужчины в основном сидят дома и занимаются моделированием.

– Мрак, – сказала Эльвира, искоса посмотрев на меня.

Надеюсь, она не решит, что это самый скучный городок на земле. Хотя, может быть, в чём-то это и не погрешит против истины…

– А что у вас производят? Благодаря чему живёт город? – вновь спросила она. – Нет, моделирование – это, конечно, круто! Но вряд ли столько народу смогли бы выжить с продаж самодельной фигни для игрушечной железной дороги.

– Это не игрушки. Точнее, игрушки, только для взрослых. Я сам собирал модели поездов в школьные годы. Очень развивающее занятие.

– Ну, пару игрушек для взрослых я с собой взяла. Думаю, хлыст с шипами тебе понравится. Было бы здорово продолжить в твоей детской комнате с того момента, на котором мы в прошлый раз остановились… – мурлыкнула она, положив руку на моё колено.

Уф… Получается, она не так уж сильно волновалась перед встречей с моими родителями, если заранее строила такие планы? Я, конечно, был дико рад, но одновременно и страшно застеснялся перед водителем. Лицо у него было знакомое, а в нашем маленьком городке все друг друга знают, по крайней мере, в лицо.

Но, слава Люциферу, минуты через три мы уже приехали. Родительский дом совсем не изменился, только как будто немного осел и облупившаяся краска на фасаде выцвела и облупилась ещё больше. Зато забор был недавно покрашен заново, в жизнеутверждающий чёрный цвет.

Сердце сжалось от грусти и радости одновременно. Сейчас я увижу родителей. Мама писала мне иногда, поздравляла с праздниками, а вот с отцом мы не общались все эти годы. Как он меня примет?

Калитка была открыта, видимо, родители по-прежнему запирали её только на ночь. А может, они просто ждали нас, знали ведь, что мы приедем. Пройдя по очищенной от снега дорожке (папина работа, он любил, чтобы снег убирался сразу же), я ступил на крыльцо. Эльвира, слегка улыбаясь, встала рядом.

Покосившиеся ступеньки заскрипели под нашими ногами, я толкнул незапертую, покрытую дерматином дверь, и на нас сразу дохнуло теплом натопленного дома. Пропустив Эльвиру в прихожую, я шагнул следом за ней.

Первой я увидел маму, отец стоял за её спиной. Встретившись с ним взглядом, я вдруг окончательно почувствовал себя счастливым. Отец был сдержан, но его глаза лучились теплотой.

– Добржий дзэнь, Ирджи!

У него прибавилось седины, но глаза были такими же молодыми: сколько помню, почему-то они у него никогда не менялись. У мамы разве что пара морщин прибавилась, а в остальном она практически не изменилась. Такая же милая и добрая, как всегда. Она сразу же кинулась меня обнимать, привычно ворча:

– Ну наконец-то, мой хлопичек! Да ты похудел. Тебя там не кормили? А это, наверное, твоя Эльвира? Какая красавица, пекна кролёва! Ей не холодно в джинсах с открытой поясницей? А на таких каблуках по нашему снегу и шагу не пройдёшь – сверзишься, холера ясна!

Ну, это мамина манера, она ни капли не издевается, просто говорит, что думает. Я улыбнулся смутившейся Эльвире, показывая взглядом, что всё в порядке, маме она понравилась. Отец церемонно поцеловал ей руку на поляцкий манер, как это было принято у нас в прошлом веке.