Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира

Но что это? Новый скандал! Пьяный Кассио оскорбил и ранил старого товарища Отелло! Ее муж встревожен рассержен не на шутку. О господи, опять нервотрепка, ну почему им так не везет... Дездемона выходит к мужу. Видит раненого Монтано, ошарашенного происшедшим Кассио, видит столпившихся солдат... Отелло успокаивает ее, но сам он в гневе.

Она уходит. Она думает о том, что брачная ночь опять не состоялась, что нервное перевозбуждение опять не даст ей уснуть. Неужели прошло всего несколько дней, как она бежала из дома? Неужели в ее новой жизни так и будут одни неприятности? Господи, как же она устала от них! А тут еще этот старый товарищ Отелло - ранен и оскорблен. А тут еще Кассио - напился и натворил дел. Кассио! Единственный человек, напоминающий ей о доме ее отца, о ее прежней жизни... Неужели все, что связано с ее прежней жизнью, будет погублено?! Нет-нет, надо помочь Кассио. Надо упросить мужа простить его, простить его как можно быстрей!.. Ведь Кассио - единственная ниточка, связывающая ее с прежней жизнью. Неужели даже этой единственной ниточке тоже не повезет?

Именно эта мысль и начинает ее точить. Вот почему ей так важно, чтобы у Кассио все было хорошо - потому что Кассио остался единственным связующим звеном между настоящим и прошлым. Потому что неприятность с Кассио становится последней разрушающей каплей, упавшей на ее измотанные нервы. Потому что надо вернуть удачу -чтобы все снова стало хорошо.

Это и есть ее основной побудительный мотив. Это и есть основная причина, по которой она так рвется помочь Кассио.

А вовсе не потому, что, пережив все эти неимоверные трудности, буквально шквалом обрушившиеся на нее - побег из дома, расставание с отцом, шторм, страх за себя, тревогу за Отелло, - измотав себе все нервы и так и не успев восстановиться после таких потрясений, ей вдруг взбрендило в голову заняться воспитанием мавра в традициях гуманизма...

Глава 4. Котел или соха?

Анатолий Эфрос в своей книге выразился об Отелло кратко, повторив вслед за Дездемоной: "высок душой". И в данном случае я с этим спорить не буду, мне тоже нравится мавр.

Но вот писатель И. Гарин предпочел фразу длинней: "Мавр - человек без корней, пришлый, чужой. Он талантлив, предан, смел, но он опасен - как опасны все выходцы "от земли и сохи", не проварившиеся в котле культуры".

Как говорится, нет слов.

Я даже боюсь спрашивать, в чем конкретно мерещилась И. Гарину опасность всех без исключения выходцев "от земли и сохи"? И что конкретно он вкладывает в это угрожающее понятие? И почему он решил, что Отелло и есть тот самый выходец "от земли и сохи"? И почему этот самый выходец "от земли и сохи", наделенный, по мнению И. Гарина, столь впечатляющими добродетелями, как талант, смелость и преданность, должен быть опасен только на том основании, что он не проварился в котле? И почему вообще И. Гарин так уж уверен, что выходец "от земли и сохи" чрезвычайно опасен, а вот проварившийся выходец "из котла" не опасен вовсе?

История России, к примеру, знает немало опаснейших выходцев именно из этого самого культурного котла - вполне себе городских жителей, и даже с высшим образованием, и даже бывавших в Эрмитаже по линии культурной свадебной программы, и даже культурно проводящих свободное от работы время на вполне себе культурной вечеринке на крейсере "Автора" - и, думается мне, большего вреда, чем эти выходцы из "котла культуры", России еще никто не принес.

Или взять, к примеру, Родиона Раскольникова - ну чем не интеллигентный юноша, возросший прямо-таки в гуще культурного котла? Да и сохи в глаза не видел. А старушку тем не менее убил. И такую философскую базу под свое преступление подвел - не хуже И. Гарина, умудрившегося углядеть причину опасности Отелло якобы в том, что он не проварился в котле культуре.

Ну как же не проварился-то? Очень даже проварился! И если бы чрезвычайно проварившийся во всех культурных котлах И. Гарин действительно тщательно проанализировал пьесу, а не только повторял чужие благоглупости, то он бы заметил, что Отелло из котла культуры, можно сказать, нахлебался по полной. И это если говорить только о христианском котле! Ведь он слишком долго служит наемником у христиан. Он слишком подолгу находится в больших, а значит, и в культурно развитых городах. Так что вполне ассимилировался к городской христианской культуре. Это во-первых.

А во-вторых, не мешало бы И. Гарину - для действительно тщательного анализа пьесы - обратить внимание на речь Отелло. Ибо речь - первейший и главнейший признак культуры.

Конечно, сам Отелло уверяет: "Груб я в речах. Не одарен я мягкой речью мирной жизни". И это, учитывая его долгий военный стаж, в немалой степени правда. Однако при всем при том речь его безупречно логична и внятна, содержит немало глубоких метафор и прямо-таки изобилует сложными, но при этом безупречно связными конструкциями.