Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Но что это? В гостиницу врывается Яго: отец обнаружил пропажу и с вооруженными людьми ищет Отелло! И ее только-только успокоившиеся нервы снова сжимаются в судорожной тревоге. Ей страшно за отца, за Отелло и за себя одновременно.

Она готова выйти навстречу отцу вместе с ним, но ее оставляют в гостинице... Она с тревогой смотрит в окно, как удаляются факелы. Первые десять минут кажутся ей бесконечностью. Неизвестность мучает ее. Она ходит из угла в угол. Что там происходит? Как они встретились? Не произошло ли беды?

Следующие полчаса превращаются для нее в пытку. Время медленно движется. Ночь. Тишина. Гостиница, в которой пахнет чужими людьми, в которой нет привычных ей милых вещей. Зачем она здесь? Не ошибка ли это? Нервные мурашки бегут по коже... Вдруг - шум за окном. Она испуганно вглядывается в ночь сквозь отсветы факелов. Грохот шагов по коридорам. За ней пришли! Ее требуют в сенат. Ей ничего не объясняют, не говорят, ее никто не подбадривает, не успокаивает. Она идет. Она ловит на себе любопытствующие, с намеком на сальность взгляды провожатых. Скандал! Дочка сенатора в гостинице у мавра!

Но вот здание сената. Она входит. После гостиницы с ее бедными стенами и въевшимся запахом чужих немытых тел знакомое великолепие коридоров и залов бьет по глазам. Какая привычная роскошь, какая привычная жизнь... Она знает - она здесь в последний раз. Она сама отказалась от этой жизни. Она сама выбрала себе мужа. Роскошные зеркала повторяют ее лицо. Она сама избрала себе судьбу.

Оскорбленный отец, раздавленный унижением ее побега и предчувствием горя, с последней надеждой всматривается в ее глаза - в глаза своей доченьки, в глаза своего единственного дитя, пытаясь обнаружить в них тени колдовского бесчувствия. Ей жалко отца. Ей жалко Отелло. Ей жалко всех. Вот они, два дорогих человека, - кого из них ей легче предать? Ее сердце разрывается от боли. Впервые в жизни к ней пришла настоящая боль.

Она делает шаг к мавру. Она никогда не забудет глаза отца, его вмиг опустевшего, помертвевшего взгляда. Ее отец стоит перед всеми, его осанка все так же горда, но боль уже пресекла его жизнь. Он умрет слишком скоро после ее отъезда.

Но ей пора.

И вот снова потрясение. Сбор необходимых вещей под угнетающее молчание отца. В доме тихо, слуги двигаются как тени. Никто не провожает ее. И она тоже уходит молча. Она еще стоит возле дома, она поднимает глаза, надеясь хотя бы в эту минуту увидеть в окне силуэт отца. Но окна мертвы. И ей снова становится больно.

Погрузка на корабль. Отплытие. Шторм. Корабль бросает, волны хлещут, солдаты орут и матерятся. Страх пробирает ее до костей. Ее руки вцепляются в платок, который подарил ей Отелло. Сейчас, когда очередная штормовая волна готова разорвать корабль на куски, этот платок - ее единственная защита. Ей дурно. Ее мутит. Ужас и страх ослабляют ее дух, ей до рвоты хочется домой, к отцу, в теплую постель, к милым девичьим безделушкам. Она молится, вцепившись в платок, глотая слезы, она мысленно просит у отца прощенья, она умоляете небо пощадить ее и ее дорогого мужа!..

Но вот буря стихла. Вдали показался Кипр. Что ждет ее на новом месте? Она сходит на берег, измотанная штормом, усталая как собака, ее волосы спутаны, от нее пахнет потом, у нее болит голова. Кругом незнакомые люди, солдаты, солдаты... Здесь ли Отелло? Она с надеждой вглядывается в фигуры на берегу. Но Отелло нет...

Конечно, тревога за мужа есть, и большая! Однако чего в ней сейчас больше - страха за Отелло или страха за себя? Ведь если Отелло погиб, то что сделают с ней все эти солдаты?! Ведь если Отелло погиб, то здесь, на этой чужой земле, да еще в ожидании войны, за нее уж совсем некому будет заступиться... Господи, как она устала. Как хочется домой. А тут еще Яго вьется рядом, отпуская сальные шуточки. Шуточки ли?! Нет-нет, надо держаться, надо не показывать страха, надо вступить с этим Яго в беседу, надо изображать спокойствие до приезда Отелло, ведь он жив, жив, жив!..

Но, кажется, кричали "парус"? Звучит труба!

Конечно же, это Отелло!

Она с облегчением льнет к его груди. "О мой прекрасный воин!" - говорит он ей улыбаясь. Счастье встречи. Усталость. Вздох успокоения. Ах, наконец-то все кончилось! Тревоги уходят. Нужно привести себя в порядок, оглядеться, хоть немного привыкнуть к новому месту, помыться с дороги, устроиться на ночь.

И вот вечер. Еще нет и десяти, но Отелло быстро заканчивает дела, торопясь к Дездемоне. Ее сердечко колотится. Она еще не совсем пришла в себя от пережитого, ее нервы только-только начали расслабляться. И вот уже новые ощущения опять ввергают ее в волнение - в приятное, да, но все-таки волнение. Неужели сегодня он наконец-то станет ей настоящим мужем? Она приводит себя в порядок, стараясь не думать о предстоящем и от этого думая все навязчивей и сильней. Ей любопытно и боязно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное