Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Привыкший к военным жестокостям, привыкший командовать, привыкший к беспрекословному подчинению, вполне себе взрослый, практически уже немолодой мужчина приходит в дом сенатора, чтобы развлечь того историями своих приключений. Этими историями заслушивается и дочка сенатора - да так заслушивается, что и сам этот немолодой некрасивый темнокожий мужчина превращается в ее глазах во что-то необыкновенное - он для нее герой, летчик, полярник и кинозвезда одновременно. Она им восхищена, покорена. Она плачет над его детскими и юношескими горестями. Она - дочка сенатора, богачка, красавица, умница, молоденькая девчонка! - так потрясена рассказами этого немолодого вояки, что сходу признается ему в любви. Она даже страстно завидует его жизни! И вдруг - бац!.. А ну-ка, внезапно посуровев, подумала Дездемона, что-то давненько я не воспитывала мавра в традициях гуманизма...

Идиотизм? Чистейшей воды!

Да ведь Дездемона все это время, что Отелло приходит к ним в дом, переживает сильнейшую эмоцию - влюбленность! Она не налюбуется этим мавром, она то и дело примеряет на себя его подвиги, она то и дело рвется его дослушать, она вся - сплошное жадное внимание. Ну до воспитания ли ей в этом великолепном, в этом прекрасном герое каких-то отвлеченных традиций гуманизма?!

Что же было потом? А потом побег. Кто бежит? Да все то же юное, нежное, доброе, тихое, трепетное существо, не знавшее никаких сложностей и проблем, нежная скромная девочка, влюбившаяся в старого (намного старше ее!) профессионального воина, наемника, и мавра к тому же. Она им очарована, она им восхищена, ее восторги беспредельны, и она хочет только одного - выйти за него замуж и разделить с ним его тяготы, риски для жизни и прочие подвиги.

Вот только ее отец, конечно же, будет против, тут и к бабке не ходи... Что же делать? Бежать! И будь что будет. Лишь бы с любимым и на всю жизнь.

Бежать!

При этом, заметим, все ее страдания и страхи до этого момента были не больше уколотого пальца. Теперь же она готовится к побегу.

К побегу! Что же стоит за этим коротким словом?

А стоят за ним очень серьезные и очень неприятные вещи - гнев отца и осуждение общества. И это уж не говоря о том, что если побег не удастся, то слухи-то все равно отравят всю оставшуюся жизнь, а если удастся, то тем самым она добровольно обречет себя на жизнь, полную лишений и риска. И все это ради него!

Страшно? Еще как! Вот ей и страшно. Она даже несколько раз ссорится с Отелло! Да так сильно, что Кассио приходится заступаться за него. Причины этих ссор не указываются, но можно предположить, что Отелло либо чересчур ее торопил, либо слишком резко реагировал на ее душевные колебания - а они, эти душевные колебания, непременно должны были быть! Потому что - страшно. Потому что - очень страшно.

И чтобы это понять, просто поставьте себя на место Дездемоны. Просто представьте себе, что свою стабильную работу, свою теплую квартиру с удобным диваном и горячей водой, свои ежегодные поездки на пляжи Египта и свой еженедельный маникюр вы решили променять на войну, на запах пота и крови, на бесконечные корабельные качки и на дырявую палатку в степи. Страшно? Еще как!

И все-таки она бежит...

Однажды ночью она, вся дрожа, выходит из дома, садится в лодку и уплывает. Она еще и понятия не имеет, на какую тяжелую жизнь себя обрекла. Ей и в страшном сне еще не приснилось, что все эти подвиги хороши и прекрасны только в рассказах. Нет, она, конечно, более-менее понимает, что ее, такую юную и изнеженную, ждет череда нервных потрясений. Но одно дело понимать, а другое - реально испытывать их. Испытывать беспрерывно, одно за другим, невосполнимо истощая свою нервную систему.

И вот она плывет в гондоле, во мраке спящего города, плывет к чужому мужчине, которого она совсем не знает... А что если он сейчас просто возьмет и надругается над ней? Она же не безбашенная девица из проблемной семьи, которой без разницы, в какую гондолу садиться. Она юная очарованная девушка со склонностью к доброте и здравомыслию, которое внезапно ей изменило под напором неуправляемых чувств. Но сейчас... в лодке... ночью... одна... гондольер молчалив... она пытается разглядеть его лицо... что это? он ухмыльнулся или ей показалось? Сомнения и страх ползут в душу. Она вдруг понимает, что никаких гарантий безопасности ей никто не давал...

Но вот, слава богу, приплыли! Пути назад больше нет. Она идет в гостиницу, где ждет ее избранник. Что будет? Не ловушка ли это? Она поднимается наверх... О счастье! Ее возлюбленный бросается к ней - он так боялся, что она передумает или что план сорвется. Но вот она здесь, она любит его, ради него она готова на все, и он счастлив.

Подкупленный падре совершает обряд венчания. И она снова дрожит от нервного напряжения. Решительность, страх, сомнения, облегчение - сильнейшие эмоциональные состояния, чередуясь, обрушиваются на нее. Но вот сейчас, думает она, все кончится. Сейчас мы останемся одни, и я отдохну, успокоюсь, доверчиво прильну к его груди, и нервный комок разожмется...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное