Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Это была тяжелейшая битва, в которой адмирал Гримани был наголову разбит турецким флотом. И вовсе не потому, что был плохим адмиралом - как раз наоборот, адмиралом он был прекрасным. Просто технически турецкий флот намного превосходил флот венецианский, так что выходить против турок автоматически означало обречь себя на неминуемое поражение. Потому-то и не хотел он брать на себя командование - не хотел гнать людей на заведомый убой и губить флот. Однако был вынужден подчиниться приказу. Дальше его ждала либо смерть в бою, либо позорная казнь как изменника родины. И он знал об этом - и принял бой.

Он сделал все что мог...

Возможно, благодаря его военному мастерству венецианский флот был уничтожен не так быстро, как рассчитывали турки, но этим все и ограничилось. Победа была невозможна. Единственная польза, какую он еще мог принести своей стране, - пока длилась эта кровавая мясорубка, с горечью выхватывать профессиональным глазом новшества в строении турецких кораблей, технические особенности маневров и расположения пушек.

Когда весть о сокрушительном поражении дошла до Венеции, адмиралу было приказано сложить с себя звание главнокомандующего. Новый адмирал - Марко Тревизана - должен был арестовать Гримани, заковать его в цепи и доставить на набережную Скьявони, то есть во Дворец дожей, для суда над ним по обвинению в государственной измене.

Гримани нисколько не считал себя виновным и отказался сложить с себя полномочия. Бежать от суда он также не собирался.

Что думали обо всем этом оставшиеся в живых солдаты, которых Венеция отправила не столько на войну, сколько на убой и для которых причины этого заранее ожидаемого поражения были так же очевидны, как и для их адмирала? Сочувствовали ли они своему главнокомандующему? Думаю, что не все. В дни поражений не каждый способен на силу духа. Открыто выказывать преданность "врагу народа", обвиненному в измене родине, - дорогое право совести. Спокойней и выгодней отречься от своего опального командира. Но Отелло - остался верным. И для него тот позор и казнь, что ждали теперь адмирала, были мучительно несправедливы.

Адмирал возвращался в Венецию с камнем на душе. На набережной разгневанная толпа с криками "Антонио Гримани - погибель христиан!" стала бросать в опального главнокомандующего камни, мешая ему сойти на берег. Только ночью он сумел покинуть корабль. Добровольно заковав себе ноги в цепи, он предстал перед сенатом, после чего был брошен в тюрьму.

Потянулись долгие месяцы заточения, допросов и ожидания смерти. Его солдаты с тяжелым сердцем проходили мимо тюрьмы. Уж они-то знали, каким честным человеком и талантливым командиром был их адмирал...

*

Вот она, та самая схожесть их судеб и одинаковость их личных трагедий! Гримани - не хотел, но принял на себя командование флотом, уж слишком он любил свое отечество, а в результате погубил флот, ибо обстоятельства оказались непреодолимы. Отелло не хотел убивать Дездемону, и он также слишком сильно ее любил, но смерть оказалась неизбежной.

Оба этих человека любили - и оба своими руками уничтожили свою любовь. Оба были виновны - и невиновны одновременно. В результате и тот и другой должны были предстать перед судом, а потом неминуемо казнены.

Вот кому адресовались последние слова Отелло! Именно он - дож Антонио Гримани, некогда воевавший с Отелло бок о бок и сам переживший нечто подобное, - это человек должен был пусть и не простить его, но понять.

*

Но как же изгнанник и бывший "враг народа" Гримани стал дожем?

Тогда, 22 года назад, брошенный в тюрьму, на допросах он - да, признавал факт грандиозного разгрома, но при этом категорически отвергал обвинение в измене родине. Он говорил о великолепной военной подготовке турок, об их кораблях и оружии. Он говорил, что причины поражения кроются в технической и военной отсталости Венеции, а также в недостаточной дисциплине.

Он был настолько убедителен, что казнь через обезглавливание была заменена ему на ссылку на остров Керсо. Откуда он вскоре и бежал в Рим, к своему сыну. Нет-нет, на острове его жизни абсолютно ничего не угрожало, так что бежал он оттуда вовсе не ради своего спасения. Бездействие - вот что угнетало его. Он мог и хотел приносить пользу Венеции! А его держали на острове...

В Риме он прожил изгнанником несколько лет. И вот в 1508 году был организован союз против Венеции. Римский император, французский король Людовик XII, Фердинанд Арагонский (супруг королевы Изабеллы Кастильской), а также основная часть мелких итальянских государств объединились, чтобы поделить Венецию. Папа римский вступил в секретные переговоры с Венецией, раскрыв ей план заговорщиков и попросив взамен своей лояльности папские лены в Романье. Получив отказ, он объявил венецианцев врагами церкви и примкнул к союзу. И в 1509 году началась война.

Дело сразу же приняло для Венеции плохой оборот. Несчастья посыпались на нее одно за другим, граждан охватило уныние. Нечего было и думать успешно противостоять столь мощному союзу противников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное