Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Теперь относительно первого пункта. Кто из венецианской властной верхушки упоминается в пьесе? Дож, трое сенаторов без имен и еще Брабанцио, отец Дездемоны. Да, Брабанцио любил мавра и доверял ему (раз уж пускал в свой дом). Но Брабанцио умер от горя - и Отелло знает об этом. Трое безымянных сенаторов тоже не в счет - поскольку безымянные и поскольку их трое. Значит... остается дож?

А кто был дожем Венеции в 1521 году? Этот год поделили меж собой два человека - Леонардо Лоредано, умерший прямо в середине 1521 года - 21 июня, и Антонио Гримани, его июльский преемник. Так кто же из них - Лоредано или Гримани?

Ну что ж, давайте смотреть.

*

При первом из них - при Леонардо Лоредано - произошла та самая турецко-египетская война с захватом Сирии. Так что город Алеппо с убийством турка можно отнести в его пользу.

Также в его пользу вроде бы говорит и тот факт, что при нем тоже была Итальянская война (1508-1516 гг.). Это была война против Венеции. Тогдашний римский папа даже провозгласил венецианцев врагами церкви! Впрочем, та война благодаря умелым подкупам закончилась для Венеции вполне благополучно.

Однако война хоть и была, но только ни о какой Флоренции тогда и речи не шло - Флоренция, как мы помним, оказалась фигуранткой совсем другой Итальянской войны, а именно: войны 1521 года. Стало быть, при доже Лоредано венецианскому наемнику Марку Лучикосу не было никакой нужды отправляться во Флоренцию. Более того! Поскольку это была война конкретно против Венеции, то этому самому Лучикосу надлежало непременно оставаться в самой Венеции с целью укрепления ее обороноспособности, раз уж он состоит на службе у Венеции. Таким образом, само упоминание в пьесе Флоренции превращается в избыточное, никчемное - а Шекспир с его скрупулезной внимательностью даже к мелочам вовсе не тот автор, которого можно упрекнуть в никчемности деталей.

Ну уж нет, Шекспир не просто прочитал новеллу Джиральди Чинтио и использовал ее в качестве основы для своего произведения! Шекспир еще и тщательнейшим образом подобрал и проработал исторический фон, в котором каждый исторический нюанс оказался исключительно на своем месте, да так, что его можно вычислить логическим путем.

И пусть даже сами реальные факты остались за рамкой произведения и читательских глаз, это абсолютно все равно, главное - Шекспиру самому было крайне важно как можно точней представлять ту историческую реальность, на фоне которой он разворачивал свою работу. Шекспиру было крайне важно представлять всю реальную жизнь своего вымышленного героя - представлять его биографию до мелочей, как и завещает намного позже Шекспира великий Станиславский.

А раз так, то и личность дожа ни в коем случае не могла быть случайной. Шекспир должен был отлично представлять себе этого верховного правителя - уж слишком яркие реплики вложил он в его уста, слишком говорящим поведением наделил этого персонажа второго плана. Так что его личность должна была быть весьма впечатляющего масштаба. Однако из двух дожей 1521 года только один мог так сильно поразить воображение Шекспира своей удивительной судьбой - Антонио Гримани!

Глава 9. Дож Венеции

...Лето, 21 июня 1521 года. Скончался 75-й дож Леонардо Лоредано. Перстень с его личной печатью уничтожен. Тело усопшего бальзамируют. Наутро проходит церемония прощания. На груди покойного крест и шпага.

Мог ли Отелло быть свидетелем похорон? Конечно, мог! Ведь действие пьесы приходится на конец осени 1521 года - папа Лев X еще жив (он умрет в начале декабря), но вторая Итальянская война уже началась (а началась она именно осенью), да и родосские рыцари уже получают донесения о приготовлении турок к военной экспансии то ли Кипра, то ли Родоса. А ведь к моменту своего отплытия на Кипр Отелло находится в Венеции вот уже девять месяцев - стало быть, смерть 75-го дожа пришлась как раз на середину его пребывания здесь.

Итак, вся Венеция гадает: кто же станет преемником? Думает об этом и Отелло. Наконец объявляют: Антонио Гримани! Отелло искренне рад. Почему? Да потому что он, скорее всего, давно знает этого человека! И знает он его как доблестного воина - ведь вся жизнь Отелло прошла на войне.

Но когда и где они могли познакомиться?

Думаю, это случилось 22 года тому назад, в 1499 году. В тот год началась война с турками, и шестидесятипятилетний венецианский патриций и удачливый торговец Антонио Гримани был назначен главнокомандующим венецианским флотом - причем назначен против своей воли. Разгром венецианского флота был сокрушительный (так называемая первая битва при Лепанто). Отелло тогда было предположительно не меньше 23 и не больше 27 лет, так что он вполне мог принять участие в этой битве в качестве венецианского наемника.

Кстати сказать, именно с этой печальной битвы 1499 года и мог начаться отсчет его службы в венецианской армии. Ведь он слишком давно воюет за Венецию - на момент начала пьесы он уже дослужился до звания генерала, а это звание требует долгих лет преданности и верности.

Так что же конкретно случилось в том 1499 году?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное