Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Во-вторых, Яго слишком часто говорит правду - например, его нелицеприятная характеристика Кассио полностью соответствует поведению самого Кассио. В любом случае такое категорическое, такое слепое отрицание слов Яго считаю недопустимым для серьезного аналитического труда.

А в-третьих, чтобы выяснить, клевещет ли Яго, и где конкретно клевещет, а где все-таки говорит правду, нужно последовательно сделать три вещи: взять все случаи вранья Яго, сравнить их между собой и сортировать по методу лжи. Вот тут-то и выяснится, что врет он двумя, так сказать, способами:

1) Яго берет самое что ни на есть реальное событие, а сверху наваливает на него ложь, очень похожую на правду.

Например, он мог действительно ночевать в палатке у Кассио, и Кассио действительно мог говорить во сне - вот только совсем не те слова, которые приписал ему Яго.

Или другой случай: Кассио действительно мог вытирать бороду платком, и Яго мог это действительно видеть - вот только платок был совсем не тот.

2) Яго берет опять-таки правдивый случай и попросту преувеличивает его.

Например, Кассио и впрямь напился, и Яго действительно мог не раз наблюдать Кассио в пьяном виде (знал же Яго, как меняется Кассио под воздействием алкоголя!), вот только напивался Кассио вовсе не каждый вечер перед сном, как об этом сказал Яго в разговоре с Монтано. У запоев Кассио был свой алгоритм.

Или история, когда уже совсем плохо владеющий своим рассудком Отелло ударил Дездемону в присутствии гостей из Венеции. Он ведь действительно ударил ее, но сделал это впервые и только один раз - Яго же представляет такое обращение Отелло с женой как самое обычное, чуть ли не ежедневное.

Точно так же Яго соврал и про эпилептические припадки Отелло! Взял правду - случившийся приступ - и преувеличил его, соврав, что вчера у Отелло тоже был припадок.

Еще один важный нюанс. Яго солдат, а не придворный хлыщ, к тому же врать ему приходится, мгновенно импровизируя по ходу обстоятельств. В этих условиях первой реакцией у солдата той эпохи автоматически будет мысль о припадке. Ведь падучая болезнь действительно была в числе наиболее распространенных заболеваний у солдат того исторического периода (да и не только того). Просто потому, что война автоматически подразумевает частые травмы головы.

Вот почему Яго прекрасно осведомлен о признаках этой болезни и о ее последствиях. Так что выдавать этот приступ за "нечто обыкновенное у Отелло" (Л. Полонский) у Яго не было никакого резона - это и без всяких выдумок было самой обычной правдой, реальностью чуть ли не каждой солдатской палатки.

Самое удивительное то, что Шекспир дал прямо-таки исчерпывающие признаки эпилепсии! Они последовательно и подробно изложены в пьесе. И мы обязательно отследим их один за другим.

Но сначала разберемся с обмороком.

*

Обморок - это острая сосудистая недостаточность с кратковременной потерей сознания. Обычно провоцируется сильными душевными переживаниями, страхом или болью. Может возникать при вертикальном положении человека, быстро проходит при укладывании на спину. Почему на спину? Потому что обморок - это острая сосудистая недостаточность. Происходит нарушение кровоснабжения мозга, и чтобы его восстановить, требуется уложить человека на спину, в ровное горизонтальное положение.

Подходит данное описание под состояние Отелло? Вроде бы подходит. Но только по трем компонентам: сильные душевные переживания, вертикальное положение, кратковременная потеря сознания. А вот быстрый приход в себя при укладывании на спину - попросту не состоялся. Яго не переворачивал Отелло, он так и лежал лицом вниз.

Теперь обратите внимание вот на такую деталь: при обмороках внезапное падение во весь рост встречается довольно редко. А вот довольно часто такие резкие падения связаны с эпилептическими припадками.

Но это статистика.

Посмотрим же на факты, то есть на симптомы и следствия, прямо говорящие о том, что с Отелло случился вовсе не обморок, а самый настоящий эпилептический припадок.

*

Классический вариант эпилепсии - генерализованный тонико-клонический приступ. Это внезапное падение, судороги, пена, крики. Вариант князя Мышкина. И к Отелло он не имеет прямого отношения. И вот тут мы верить Яго категорически не будем, когда на предложение вошедшего Кассио потереть Отелло виски он ответил так: "Нет, не надо. Нужно дать припадку спокойно развиваться. Иначе у него выступит пена на губах и он мгновенно впадет в неистовое бешенство".

Почему мы не будем в данном случае верить Яго? Потому что если бы это был генерализованный припадок, то конвульсии появились бы сразу и пена на губах уже бы выступила, но этих признаков нет и в помине.

Но зато мы очень даже поверим Яго в том пункте, что Отелло не надо трогать - ни тереть ему виски, ни пытаться привести его в чувство, а просто "дать припадку спокойно развиваться". Потому что Яго за свою военную карьеру подобных припадков видел немало. И он прекрасно знает, что именно при эпилептическом припадке нет никакого смысла приводить больного в чувство. Разве что оттащить его в безопасное место.

*

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное