Отец

Надо сказать, что кое-какие основания для этого слуха, конечно, были… Перед тем как стать начальником участка, Пароконный достаточно походил в бригадирской шкуре, от плохого снабжения да от чужой нераспорядительности натерпелся достаточно, и то, что, если сам о себе не позаботишься, дядя за тебя волноваться не станет, усвоил накрепко. Характер у него был хозяйский, а нынешнее положение позволило создать на участке такие запасы, которые не снились многим не только в управлении, но и в тресте. Он был прекрасный семьянин, но по Авдеевской регулярно проносился слух, будто с женою Пароконный расходится: не выдержала, наконец, того, что дома он тоже устроил филиал склада… И верно, за самыми дефицитными штуковинами начальник участка не раз посылал машину к себе домой — потому, конечно, и сочиняли…

Однако тот факт, что будки у монтажников ломятся, не должен был воспитывать иждивенцев — в этом Пароконный был яростно убежден. Несамостоятельных он терпеть не мог, любимое присловье у него было: «Тебе за что деньги платят? Чтобы ты вопросы задавал? Или чтобы работал?» Бригадиров своих и мастеров школил Пароконный строго.

Придет к нему какой-нибудь вчерашний студент! так и так, Николай Петрович, надо мне сорок метров уголка…

Пароконный прищурится: «А хватит? А то проси сразу больше!»

Тот слышал, что начальник участка — жила, а тут на тебе — сам предлагает. Мастер, конечно, рад до смерти: «Ну, тогда пятьдесят, вот спасибо!»

А Пароконный: «Ну, бери бумажку, записывай… Значит так: знаешь, где склад у «Электромонтажа»? Так вот двадцать метров оттуда уведешь. Записал?.. Еще двадцать свистнешь у Стальколяски[5]. Остальные десять метров…»

А мастер: «Спасибо, Николай Петрович, мне, вообще-то, и сорок — за глаза!»

В общем, чего там греха, как говорится, таить, любителей «приделать ноги» какой-нибудь чужой вещи развелось благодаря этому у монтажников достаточно, и Пароконного теперь впервые в жизни начал мучить самоанализ…

Как расчетливый хозяин, он, конечно, заранее прикинул, что может отдать за собаку, и, когда охотников получить выкуп так и не обнаружилось, ускорить дело решил сам.

На самом видном месте — на дверях ближней от конверторного столовой появилось аккуратно отпечатанное на машинке объявление: «ПОТЕРЯЛАСЬ СОБАКА, ЧЕРНАЯ, С БЕЛЫМИ ПЯТНАМИ, КЛИЧКА АЛКАШ. НАШЕДШЕГО ОЖИДАЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ: КИСЛОРОДНЫХ БАЛЛОНОВ ЗАРЯЖЕННЫХ —3, РЕЗАКОВ — 3, ШЛАНГА — 100 М. ОБРАЩАТЬСЯ В ГОРОДОК МЕТАЛЛУРГМОНТАЖА».

Буквально через несколько минут появился написанный карандашом вопрос: «А 0,5 будет?»

Но дальше этого дело не пошло.

— Ты, Николай Петрович, это вещественное доказательство убери, — сказал Пароконному начальник управления Шумаченко. — Вчера на партштабе, когда решали насчет первого места по участкам, наш редактор встает и давай: у нас, мол, одна интересная статейка лежит. Печатать мы ее, так уж и быть, не станем, но вопрос к механомонтажникам можно? А как зовут собаку, которая живет у них в городке? И почему?

На дверях столовой после этого появилось новое объявление: «ПОТЕРЯЛАСЬ СОБАКА, ЧЕРНАЯ, С БЕЛЫМИ ПЯТНАМИ, ПО КЛИЧКЕ «А». НАШЕДШЕГО ОЖИДАЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ: КИСЛОРОДНЫХ БАЛЛОНОВ —4, РЕЗАКОВ —4, ШЛАНГА —50 М. И 0,5 БУДЕТ, ОБРАЩАТЬСЯ, ЯСНО КУДА».

Но никто так и не обратился.

Пароконный ходил мрачнее тучи, даже с лица сдал. Когда его спрашивали о собаке, только вздыхал, а если Травушкин, бывало, ни с того ни с сего опять заводил свой разговор и о дурной кличке, и о человеческом достоинстве, и обо всем прочем, начальник участка сдерживался небось только потому, что тут уже вскоре пошла такая полоса — сдача актов, — и надо было, хоть волком вой, с куратором ладить.

И вдруг они задружили.

Прямо-таки не разольешь и водой.

Все о чем-то потихоньку говорят, шепчутся, оба неизвестно чему посмеиваются, и лица у обоих так и сияют. Потом Травушкин уйдет себе, а Пароконный весь день ходит счастливый. Раньше у него вроде бы никогда не было такой привычки: остановится вдруг, ладонью о ладонь громко хлопнет, быстро потрет и засмеется. Даже песенку какую-то игривую начал мурлыкать — кто от него когда такое слыхал?

Долго Травушкина нет, он спрашивает о нем, сам его ищет. Это не чудо ли — по куратору скучать, а ведь, и правда, было!

Встретятся, и давай опять о чем-то шептаться…

Вообще-то, они хорошо все подрассчитали, чего там.

Дело было как раз в пересменок, одни только подошли к будкам, а другие еще не успели уехать. А день стоял хороший, уже вполне весенний, и все толкались во дворе, покуривали, посматривали то на голубое небо, а то на яркое солнышко. Пароконный тоже был тут, как раз позвал к себе зачем-то Гришу Нехаева, держал около себя, а в это время как раз засигналила машина, открыли ворота, и въехал по самый верх заляпанный грязью управленческий «козлик», остановился посреди расступившейся толпы.

Сначала из него вылез Травушкин, поглядел по сторонам, открыл заднюю дверцу, и на землю спрыгнула черная с белыми пятнами собака, радостно завиляла хвостом…

Немудрено, что Гриша Нехаев первый ее увидал и заорал как оглашенный:

— Алкаш!..