Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...»

Коммунистический режим стремился полностью подчинить себе все население. После официальных выступлений или докладов каждый должен был выразить свое одобрение, чтобы таким образом заявить о благонадежности. Надо сказать, что это далеко не просто — полностью отделить свое субъективное мнение от повторяемого чужого. Очень трудно жить, помня постоянно о таких «ножницах». Безусловно, в брежневские времена, по мере того как идеологические выступления все больше состояли из пустых формул, которые просто невозможно было непосредственно внедрять в жизнь, «ножницы» становились все меньше и меньше. Что, кстати, и объясняет, почему официальные призывы и установки утратили свое былое воздействие. При всем том, однако, люди вынуждены были повторять публично то, что им вдалбливали по радио и телевидению, в прессе и на собраниях. Чтобы избежать этих «ножниц» между тем, что говоришь, и тем, что думаешь, многие вступали в сделку с идеологией, пытаясь верить хотя бы в некоторые утверждения пропаганды, иными словами, думать почти то же, что и говорить.

Диссиденты же, напротив, пошли в противоположную сторону. Они решили говорить и действовать так, как они думают, рискуя (может быть, не сразу, но совершенно определенно) быть пойманными в хитроумные сети репрессивных органов. Это могло выражаться в неприятностях на работе, ночных анонимных звонках по телефону, угрозах, постоянном наблюдении из черных машин, которые день и ночь напролет стоят перед вашим домом, допросах, обысках. Поединок между человеком и могучим репрессивным аппаратом СССР требовал необыкновенной силы воли. Но героизм таил в себе опасность дестабилизации личности, и это оборачивалось иногда против самой личности — случалось, что борьба становилась самоцелью[105].

Поэтому среди диссидентов были и такие, кто, проявив удивительную смелость, не смог привыкнуть к нормальной жизни после возвращения из неволи.

Государство довольно долго играло с человеком в кошки–мышки, затем следовал арест, обвинение, допросы. КГБ оказывал на всех моральное, а при случае и физическое давление. Дальнейшее было предопределено: суд, приговор, и человек отправлялся в ГУЛАГ. Борьбу с диссидентством поручили ЮАндропову, который возглавил КГБ, с тем чтобы ликвидировать последствия десталинизации. Процесс Синявского и Даниэля стал первым из целой серии политических дел[106]. КГБ силился выбить из обвиняемых признание и «чистосердечное раскаяние», как в старые добрые сталинские времена, но достичь этого удавалось редко. Тогда использовали новую форму репрессий: обвиняемых помещали бессрочно в специальные психиатрические больницы, где «пациентов» нашпиговывали сильными нейролептиками и кололи им инсулин в больших дозах.

Тем временем движение протеста, которое начало формироваться на процессе Синявского и Даниэля, не прекращалось. Опытные диссиденты прилагали все усилия, чтобы придать гласности каждый арест, каждый процесс и каждый случай помещения в психиатрическую лечебницу по политическим мотивам. Создавались группы по защите прав человека. В 1974 году благодаря усилиям Солженицына был основан Русский общественный фонд помощи политическим заключенным и их семьям.

Две крупные фигуры оказали существенное влияние на ход этой борьбы. Во–первых, А. Солженицын, который сравнил себя с человеком, стоявшим на коленях и постепенно, по ходу всей своей жизни, выпрямлявшимся в полный рост, с человеком, заговорившим во весь голос после долгих лет вынужденного молчания[107]. Он первым посмел начать лобовую атаку на советскую идеологию и неоднократно призывал не участвовать во лжи. Свой вызов властям он выражал все громче, а появление книги «Архипелаг ГУЛАГ» произвело эффект разорвавшейся бомбы. В 1974 году Солженицын был арестован и насильно изгнан из страны.

Вторым был А. Сахаров. Он принадлежал к числу советских ученых самого высокого ранга, которых режим лелеял, стараясь удовлетворить малейшее их желание. Но однажды Сахаров почувствовал (вернее, он чувствовал это всегда), что все то обилие благ, которым соблазняют его душу, есть прах, что душа ищет правды[108]. Он отказался от всех привилегий и целиком отдался борьбе за права человека. Присутствовал на всех политических процессах, оставаясь за дверями, если его не пропускали внутрь. Со всей страны люди разных национальностей приходили к нему за помощью.

На борьбу с диссидентством КГБ понадобилось пятнадцать лет. Кроме репрессий в этой борьбе органы использовали и другое средство.