Читаем Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков полностью

Кончилось это тем, что в XX веке пути Церкви и интеллигенции диаметрально разошлись, а советская атеистическая интеллигенция просто унаследовала безбожие интеллигенции русской. Только очень немногие представители образованного сословия поняли антигуманный характер грядущего большевизма и попытались сознательным участием в деле христианского просвещения изменить ситуацию в стране. К числу таких людей относятся Н. Бердяев, С. Франк, С. Булгаков, Г. Федотов, обогатившие сокровищницу российской духовности уже в эмиграции (они спаслись от сталинских репрессий благодаря тому, что их изгнали из страны в начале 20–х годов). Были, вероятно, и другие, кого мы не знаем, или те, кто погиб в лагерях, как отец П. Флоренский.

«Царский режим, — утверждал отец Александр, — причинял Церкви только зло», «например, Николай I всеми силами тормозил издание первой Библии». Единственная традиция, которая сохранялась, — это традиция поддержания порядка. Казалось бы, это благо, но такая традиция, основанная на связи с царским режимом, привела к тому, что «вся Церковь страшно растерялась, когда рухнул царизм… Она как бы не могла выжить, и выжила просто чудом».

Отец Александр говорил, что Собор Русской Православной Церкви, который мог бы внести коренные изменения в её жизнь, надо было провести в начале XX века. Если бы он был вовремя созван, не было бы революции; но Николай II не разрешал его начинать, и он собрался только после февральской революции. Однако было уже поздно. Крещенный, но непросвещённый народ пошёл за теми, кто поманил его скорым благоденствием, обещанием социальной справедливости и рая на земле. Решения Собора так никогда и не были воплощены в жизнь.

После революции лик Российской империи, до 1917 года державшей Церковь в узде и носившей маску православного благочестия, видоизменился: в нём уже явно обнаружилась личина апокалиптического «зверя» (антихриста), ибо имперская гордыня — знак одержимости злым духом. Диктатура большевистских вождей объявила Церкви открытую войну. «Государственный атеизм ввёл новую веру. Место Церкви в обществе заняла политическая организация со своими квазирелигиозными заповедями и ритуалами. Одно единомыслие сменилось другим, и малейший намёк на несогласие с этой квазирелигией грозил каждому жестокой расправой» [11].

В годы Советской власти было убито около 200 тыс. и репрессировано около 500 тыс. священников. На грани уничтожения была сама Православная Церковь и вообще христианство на Руси.

Именно поэтому так быстро и легко насаждались в советском обществе различные псевдорелигиозные культы — культ Родины, вождей, государственной мощи и государственных свершений… Но этих эрзац–культов не хватало, чтобы утолить потребность простых людей в душевных переживаниях. Недостаток эмоций компенсировался массовым пьянством, ведущим к физической деградации народа.

Конечно, алкоголизм был распространён в империи и раньше, хотя и не в таких масштабах. Духовная причина этого явления лежит в неправильном отношении Церкви к пророческой харизме, дарованной христианам в день Пятидесятницы, а также в отчуждении людей друг от друга. Святость в миру всегда была в России непредставима, молитвенная жизнь считалась уделом исключительно монахов. Мирянам оставалось изредка (постами) посещать богослужения (в которых люди, как правило, ничего не понимали), а в остальное время каторжно работать, живя в нечеловеческих условиях, и заливать тяжесть жизни водкой. Когда же Церковь и вера были официально исключены из жизни общества, пьянство стало национальным бедствием.

В одной из бесед отец Александр говорил, что православное христианство вытесняет в России любую другую религию, но когда и оно уничтожается, как это было при Советской власти, появляется такое анонимное язычество, как пьянство.

Прослеживая развитие народных псевдорелигий в послевоенные десятилетия, отец Александр видел, что на смену поклонению вождям и тяге к наркотическому опьянению (а иногда параллельно), приходит стремление к обывательским, мещанским ценностям, как он говорил, — «маммоническому монизму, грубому и корыстному». С другой стороны, он отмечал изредка встречающееся стремление к высоким целям. Тут и вера в «светлое будущее», в науку и прогресс, в образование и просвещение.

Все это происходило на фоне дальнейшего ослабления влияния Церкви на общество. Послереволюционная эпоха стала временем роста апокалиптических ожиданий и создания многочисленных сект, чаще всего подпольных. Во дни Второй мировой войны они стали представлять идеологическую угрозу советскому режиму. И тогда Сталин принял решение о восстановлении структуры Русской Православной Церкви, но под контролем государственных чиновников, как было и при царях. Конечно, в основе решения Сталина было несколько причин. Но одна из них, несомненно, — страх перед бесконтрольным (со стороны государства) функционированием большого количества подпольных кружков и сект.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное