Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Он был непреклонен и отказался отвечать. Думаю, он знал ответ, но не хотел демонстрировать своего знания и не хотел брать на себя полномочия Господа Бога. И он понимал, что прямой ответ сослужил бы этой женщине плохую службу: она либо возгордилась бы, вознеслась, либо пала духом, хотя и стала бы, скорее всего, опровергать приговор. И то и другое повредило бы ее душе.

Это был хороший урок.

В конце 1981 года отец Александр попал в больницу. 31 декабря я пришел к нему. Ему уже принесли елку. Он был вдвоем с женой — Натальей Федоровной. Примерно полчаса мы разговаривали. Всё это время он держал ее руку в своих руках. Меня это смутило. Я почувствовал себя лишним и откланялся. До сих пор не могу простить себе, что не пригласил их к нам домой на Новый год, — думаю, они могли бы прийти.

В больнице он быстро стал центром притяжения. Знаю, что многих, в том числе и врачей, он обратил. Кое‑кто из больных там же у него крестился.

Он называл меня социальным философом и даже сравнивал с Мерабом Мамардашвили. Я возражал, говорил, что это уж слишком, не тот уровень, но он стоял на своем: «Нет, именно так. Только Мераб — метафизик, а вы — социальный философ».

Одной из проблем, которую мы изучали в нашем общении, были христианские ереси. Отец Александр подробно разъяснял нам, в чем специфика каждой из них, какую опасность они представляли для христианства. Его характеристики были ясными, выразительными и исчерпывающими. Как всегда, он свободно ориентировался в исторических реалиях, цитировал на память Отцов Церкви, догматы, провозглашенные на вселенских соборах.

Я записал то, что он сказал об арианстве: «Арий подрывал тайну Богочеловечества, так как, по Арию, Бог создал Логоса, Который потом воплотился, а не был с Богом предвечно, то есть Он рожден во времени. Христос стал не Богом, а божественным существом типа античных героев. Практически божественность Логоса отрицалась. Формулы о единосущии Троицы еще не было. За метафизикой крылось Богочеловечество. Богочеловеческая тайна разрушалась арианством. От Ария ничего не осталось. Он потом стал писать стихи и песни, где была заложена эта информация. Так что он был не только священник, но и бард».

Отец рассказал нам, что наш Символ веры (Никео–Цареградский символ) написал Евсевий Кесарийский, который единосущия, однако, не признавал. Слово «омоусиос» («единосущие») придумал Афанасий Великий.

Магнитофон у меня появился поздно — во второй половине 80–х. Редко я включал его в присутствии отца Александра, прося у него на это каждый раз дозволения. Он никогда не отказывал. Но чаще всего магнитофон не включался (как я теперь жалею об этом!)

Многим сейчас уже трудно себе представить, как мы были проникнуты этой боязнью — «засветиться». Мысли об обыске были постоянными. Меня Бог миловал, но многих моих знакомых — нет. Однако я помнил обыски, которые проходили у нас дома в моем детстве, и приход «гостей» часто снился мне по ночам. По мере возможности, я старался не подставиться. Отец Александр тоже был достаточно осторожен — и не столько из‑за себя, сколько из‑за своих прихожан: боялся подвести их.

Магнитофон вызывал сильное раздражение у одного из настоятелей новодеревенской церкви — о. Иоанна Клименко. Поэтому примерно до 1987–88 г. записи проповедей отца Александра в храме делались втайне, так как это могло встретить гнев настоятеля и властей предержащих. Поэтому магнитофон прятался в сумке, и только микрофон высовывался за спинами прихожан.

Помню, как некоторые новодеревенские старухи шипели на Светлану Домбровскую за то, что она постоянно вела эти записи. Она отвечала им: «Ваши же внуки скажут потом спасибо». И действительно, благодаря ей многие проповеди отца Александра сохранились для нас и для потомков.

Один из практических советов отца: не погружаться в конфликты, думать не об обидчике, а об Иисусе Христе.

В апреле 1982 г. отец сказал мне после службы: «2 мая я Вас обвенчаю». Таинство совершалось у нас дома. Присутствовали все, кто входил в наше общение, и Наталья Федоровна, жена отца. (Венчалась с нами еще одна пара, но по определенным причинам я не хочу говорить о ней.) Мы испытывали необыкновенный подъем. Был яркий солнечный день. Казалось, всё сверкает и переливается. На столе, покрытом узорчатой белой скатертью, лежали Библия, большой крест, золотые кольца, венцы. Стояли там свечи в подсвечниках, цветы в вазах, чаши с вином, а еще старинная икона «Богоматерь Троеручица». Мы держали в руках большие белые свечи, обтянутые лентой из фольги, а над нами парили венцы. Они были самодельными, очень простыми, но именно этим они напоминали библейские времена.

Я плохо помню, что тогда говорилось. Помню буйную радость, охватившую нас. Помню, как отец Александр говорил, что существуют флюиды семьи, отличающиеся от флюидов каждого из ее членов. Это особый феномен. И если семья гармонична, то и флюиды ее несут в себе эту гармонию. Благодать венчания опочила на нас. Мне хотелось летать, и мировая Гармония несла меня на своих крыльях.