Читаем Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие полностью

Хорошо понимаю Ваши и Ваших близких чувства относительно зверя[147]. Ведь они живые души, — м. б., не такие, как мы, но все же души. Многих волнует: что с ними станет по смерти. Нам это не открыто, но разум может подсказывать разные идеи. Кое‑кто полагает, что у животных есть бессмертная коллективная душа (для всех живых существ и видов). Другие думают, что человек, любящий собаку, может наделить их душу чертами бессмертия. Я думаю, что бессмертным (в каком‑то плане) становится всё, что втягивает человек в свою духовную сферу, в том числе, м. б., и произведения искусства. Где‑то, быть может, создаются миры вечной красоты и вечной жизни, которые сплетаются из ростков, поднявшихся на Земле. В Библии говорится о всяком дыхании, которое хвалит Господа. Это что‑то да значит. А в церковных чинах есть молитвы за скот.

Легендарность Николая Угодника давно признана богословами. На Западе он даже переведен в разряд «местно–чтимых». Но 1) легендарность — еще не мифичность, 2) за его образом, как верно полагает о. С.[148], стоит некое духовное начало, м. б., ангел. Об этом хорошо писал Ремизов в своей книге о св. Николае[149]. В общем‑то я думаю, что было некое лицо, которое произвело на современников большое впечатление, и его чтут под этим именем. Я сам молюсь св. Николаю, хотя знаю, что история его сомнительна. Но знаю, что он есть.

Ваш вопрос: как Бог «терпит» зло мира — вопрос древний. Я Вам уже пытался ответить, но, наверно, не получили Вы письма. Бог не «смотрит», но сам страдает с нами (высшее страдание — Голгофа). Иного ответа нет. Мир в своей свободе уносится в небытие. Почему? Этого объяснить нельзя, ибо объяснение предполагает нечто рациональное. А здесь темная стихия. Здесь можно говорить только языком мифа и иконы. Сатана, падение, свобода, зло. Как выразить это в отвлеченностях?..

Еще не получал ничего, но заранее благодарю. Дай Вам Бог сил и мира.

Ваш

пр. А. Мень

[Январь 1975]

Дорогая Юлия Николаевна!

Надеюсь, что сейчас Вы себя чувствуете лучше. Грипп и в Москве сильный. Ну, Бог даст, у Вас обойдется без осложнений, и мы с Вами летом вновь увидимся.

Вы пишете, что болезнь мешает молитве. Увы, это так! Но в таких случаях Отцы всегда советуют две вещи. Стараться глубже воспринимать саму болезнь в плане креста (и хорошо еще за кого‑нибудь), а второе, если молитва получается слабая и рассеянная, — все равно читать слова, пусть даже бездумно. Особенно краткие молитвы, многократно повторяемые. Они сами делают свое дело. Душа, иной раз, даже глубже к ним приникает, когда мы рационально не вдумываемся в слова. Это особый закон нашего существа. То, что остается только на уровне сознания, — плохо входит в глубину.

Был у меня Ж.[150]. Разговор был долгий и для меня тягостный (наверно, и для него). Беда еще в том, что я ощущаю его потерянным (для себя), и хотя он как будто хочет «вернуться», но мне это уже трудно. А в его делах «воз и ныне там».

Теперь о героях[151]. Иаков — это Заведеев. Николай всегда тот же, т. е. святитель. Александра я уточню.

Храни Вас Бог. Спасибо за всё.

Ваш пр. А Мень

[Март 1975]

Дорогая Юлия Николаевна!

Помню и молюсь о Вашей болезни. Надеюсь, что она не разыграется всерьез. И надеюсь, что летом Вас вновь увижу. Пишите мне всегда о Ваших печалях (и радостях), я всегда рад, и мне легче тогда молиться за Вас.

Прочел вчера некролог о. С. Булгакова Е. Трубецкому. О. С. всегда пленял меня своим неповторимым обликом и стилем мышления. Это великий церковный мудрец и праведник, недостаточно, по–моему, оцененный. Рад тому, что у нас в Академии он уже не под запретом, хотя там пока еще с недоверием относятся к деятелям «ренессанса»[152]. А ведь они есть наша «краса и гордость»!

Ваших подарков еще не получил, но заранее благодарю. Марию еще не установил, но — напишу скоро[153].

Дай Бог Вам хорошо провести пост. Если не возражаете — пошлю Вам правила, которые мы в нашем приходе установили на это время[154].

С любовью. Ваш

прот. А. Мень

30.03.[75]

Дорогая Юлия Николаевна!

Вчера был праздничный день — получил Ваши подарки. Собрал их все в алтаре и любовался. Как всё прекрасно. И всё разное! Вы не пеняйте девочкам, что задержали. Не в этом суть. Очень всё это пришло ко времени. Мария же это — Вифанская (просто Мария). А еще явилась нужда в Ник[олае] Угод[нике] и Вере и Романе (кн.), и Людмиле. Но не напрягайтесь. Надеюсь, что в М[оскве] всё доделаете. Будете у нас — я буду давать Вам всякие тексты, чтобы лучше участвовать. А памятку на пост все же пошлю — так просто, для сведения. Тем более, что там ничего такого «строгого» и трудного нет.

Когда Вы приедете? Напишите.

Сейчас время у нас напряженное. В связи с постом и вообще. Но за всё — слава Богу. Написал уже больше половины своего последнего, 6–го тома[155]. Хоть и мало времени работать и темы все необъятные, но меня, как и Вас, работа вдохновляет. Кстати, у нас в храме нет (похитили) «Входа в Иерусалим». Попомните!

Ваш

пр. А. Мень

[Февраль 1975]

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее