Читаем Отец и сын полностью

От речей и мыслей таковых у обоих – Кикина и Веселовского души в пятки уходили. Бежать хотелось без оглядки. Только вот куда?..

15

Но, мало-помалу, постепенно – вырисовывались все же и контуры действа, которое нужно было обделать, чтобы не только самим живыми остаться, но и куда повыше забраться.

Вполне ясно было, что у царевича Алексея Петровича – день ото дня – все меньше оставалось шансов на престол. И все может действительно закончиться тем, что беднягу отправят куда-нибудь за Камень, под строгий караул или в северный монастырь – на всю жизнь. Это если ничего не предпринимать.

Обоим было ясно, что пока этого не случилось, надобно царевича из Отечества… Того, значит… Вывезти. Как угодно. То ли явно, будто бы на лечение, то ли тайно – не ясно пока, каким образом, но вывезти непременно. Но вот еще вопрос: кто согласится царевича принять? Что ответят на этот вопрос в Лондоне, в Вене, в Париже, в Риме, а, может, султан? Все этот требовалось тщательно обмозговать. Стали обмозговывать. И вот какая картина в результате их мозговой атаке выяснилась.

Лондон принять царевича не захочет. Пусть и не любит король царя. Тут не любовь. Тут выгода торговая. Ныне мы в Англию везем лес, и поташ и соль, и пеньку, и смолу. Все англичане покупают и похваливают. А как Государь то проведает, что они Алексея укрыли – сейчас торговле конец. Лондону сие не выгодно. Нет-нет, в Англии Алексея не примут.

Париж тоже сие делать не станет. Как нынче Государь явно хлопочет о союзе с французами. Пока не ясно, правда, ч т о французам этот союз может дать; наши аналитики решили что ровно ничего кроме головной боли. Потому как и со шведами, и с турками тако же Людовик дружит и рвать с ними из-за государева честного благоволения не будет.

Папа принять Алексея Петровича не прочь. Однако, беспременно, что паписты сразу станут давить на царевича на предмет принятия католичества, или, на худой конец униатства. А царевич, как полагали Кикин и Веселовский, на это не пойдет никогда. В православии он крепок и церковь греческую любит. А без его католичества или униатства Рим возится с царевичем не станет. Пропадет весь резон. На папе, стало быть, крест надо ставить.

Что до султана, то тот, как было допущено, – поиграть с Алексеем будет не прочь, и даже очень. И спрятать у Порты царевича есть где: и Афон, и многие дальние обители в Сербии и Черногории для сего преотлично подойдут. И охраны неусыпной у турок достанет. Но опять-таки – сам царевич на сие не пойдет. Больно басурман не любит.

После всего – так вот и получается, что остается один только кесарь. Мать-покойница младенца Петра Алексеевича сестрою жене самого императора приходится. Как же это родичу не порадеть то?.. И провославных у Кесаря хватает…

На чем порешили? Сошлись и порешили, что Абрам Павлович потаенным порядком разведает и окольно испросит в Вене кого следует на предмет, каково Алексею Петровичу будет в гостях у Кесаря да еще, сколько положат на содержание царевичу и людям его, кои с ним выедут. А как разведает все это, даст знать Кикину. А тот – царевичу.

Только после этого, как полагали Кикин и Веселовский, можно будет думать о том, как беднягу-царевича за рубеж вывезти. А без этого – ни то что говорить что, а и шевелиться не следует.

Конечно, по результатам бесед и размышлений сих наши аналитики никаких записей не вели, справедливо полагая то: зачем самим же представлять доказательства государственной собственной измены?

И о том, что будет потом, когда Алексей Петрович государем сделается, они меж собой тоже не говорили. Только каждый об этом думал со сладостью. И до того часто думал, до того часто сим сладчайшим мыслям предавался, что казалось каждому, что и дело уже сделано, и сидят то они оба рядышком с государем Алексеем Петровичем одесную один, а ошуюю – другой.

16

Читатель, наверное, уже понял, что автор вплотную приблизился к пункту, во всей излагающейся нами истории наиважнейшему. Потому что до сих пор, то есть до того, как Веселовский принялся изыскивать контакты с австрийцами, вся деятельность Алексеевого окружения, направленная на сохранение шансов царевича на царствование, была не более чем мышиной возней и пустой болтовней такого, примерно, направления: «Хорошо, как бы государь умер, тогда Алешеньке непременно царствовать». Или: «Пусть Алексей даже на пострижение соглашается. Ведь клобук то, не гвоздями к голове прибит, его и снять можно» (Это, как мы уже знаем, точка зрения Кикина).

И даже позже, когда Кикин и Веселовский обсуждали между собой вопрос о том, где в Европе можно надежнее спрятать царевича «до поры», т.е. до смерти Петра Первого – все это были не более чем тайные пожелания, высказывавшиеся время от времени тайным образом группой лиц. И не более того.

И совсем иное дело, когда начинает свои поиски в пользу царевича Алексея Петровича Абрам Павлович Веселовский, агент России в Вене. С этого уже момента налицо и заговор, и государственная измена.

17

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза