Отец наших отцов

Тут появляется новый вожак стаи. Его вид свидетельствует об одном: ОН злоупотребил терпением стаи и вызвал недовольство. Можно, конечно, испытывать счастье, но не до такой же степени, не так наглядно. Их идиллия – тормоз для слаженности стаи, она создает социальное напряжение.

Кроме того, он против их орального контакта: это выглядит грязно. Еще ему не нравится, как они теряют время на игры, предшествующие спариванию. Не нравится, как они занимаются любовью лицом к лицу.

От нового вожака стаи исходит угроза.

ОН в ответ показывает клыки, приподнимая губы, и вытягивает шею, давая понять вожаку, что Его личная жизнь касается Его одного. Вожак стаи не рвется в бой, внезапно он утрачивает ко всему этому интерес и качает головой, как бы говоря: «В конце концов, пускай делают что хотят».

Возможно, это первое его мудрое решение в роли вожака. Он инстинктивно понял нечто важное. ОН знает это, чувствует, уверен, что это так. Лютовать прямо сейчас нет нужды. Можно подождать, время есть. То, что ОН понял сейчас, сводится к мысли: «Чаще всего любовные истории плохо кончаются».

28. Дипломатия

Как подойти к этому месту, так успешно обороняемому галаго?

Лукреция Немрод отделилась от мужчин и решительно ступила на прогалину. Медленно шагая, она зорко следила, не полетят ли в нее метательные снаряды. Лемуры тоже внимательно наблюдали за девушкой, удивленные тем, что человек движется по их территории так неспешно.

Они пронзительно кричали, чтобы ее напугать, но Лукреция была сосредоточена на своей цели и приближалась к ней, не глядя на них.

Когда до кратера оставалось всего метра три, раздался пронзительный свист, как будто в небо вонзился мини-метеорит. Снаряд ударил девушку прямо в живот и повалил на землю. Галаго снова устроили дождь из плодов манго. Обратно Лукреция двигалась ползком. У края прогалины она поднялась и отряхнулась.

– Остается единственное решение, – холодно произнесла она. – Вернуться в ближайшую деревню, обвешаться боеприпасами и строчить по ветвям очередями, чтобы всех их перебить.

Анджело Ринцули ответил, что галаго слишком многочисленны, чтобы избавиться сразу от всех. За деревьями и среди ветвей прятались несколько сотен этих юрких созданий.

– Должен быть другой выход. Будем его искать, – решил Исидор Каценберг.

Они смастерили себе щиты из коры, но лавина снарядов была такой, что щиты оказались бесполезны.

– Спасовать перед лемурами, когда цель у самого носа, – это невыносимо! – процедила девушка.

– Лемуры-часовые полны решимости убивать людей, чтобы не пустить их на свою поляну, – напомнил актер.

– Должен существовать ненасильственный способ убедить их пропустить нас, – сказал толстяк журналист. – Вы, дорогой Анджело, жили в джунглях и знаете, как у приматов принято давать понять другим, что они не имеют воинственных намерений.

– Исидор прав. Представим себя на их месте. Вечно люди пытаются навязать животным свой язык! Лучше попробуем воспроизвести их язык.

– Тем более что в свое время у вас это отлично получалось, – бросил Исидор небрежно.

Актер прикинул свои возможности.

– Ничего не обещаю, но попытаюсь.

Он согнул колени, встал на четвереньки и медленно двинулся к прогалине. В знак покорности он втянул голову в плечи и стал издавать жалобные хнычущие звуки.

Ему навстречу выступил галаго ростом в какие-то полметра. Разглядев странное четвероногое вблизи, он пронзительно запищал, обнажив зубки-иголочки, воинственно выпятил грудь и задрал подбородок.

– Думаете, этот малыш лемур – тоже наш далекий предок? – спросила шепотом Лукреция.

Анджело Ринцули, добравшийся все тем же манером до опушки, похлопал себя по темени и вытянул вперед руку. Галаго осторожно приблизился и медленно прокусил до крови человеческую ладонь. Человек скривился, но не шелохнулся.

Так же медленно, как он погрузил свои острые резцы в ладонь, примат извлек их оттуда и с довольным видом дал понять, что теперь пришла очередь запястья.

Высшему примату нелегко было подвергаться такому неуважительному обращению со стороны низшего. Но актерское ремесло научило Анджело стойко сносить унижения. Продюсеры и режиссеры всегда были на них щедры.

Укусив человека за ладонь, за запястье и за ляжку, вождь стаи галаго остался доволен, о чем возвестил визгом. Чувствуя, что крохотный мучитель на этом не остановится, Анджело Ринцули наугад протянул ему другую руку. Но лемур возжелал большего.

Вокруг него запрыгали другие обезьянки галаго, выражавшие своей гнев на человека, не знакомого с азами выживания.

Они хотели большего, но чего?

Жесты вожака стаи стали более недвусмысленными. Ринцули не верил своим глазам: его визави определенно изображал спаривание. Подняв голову, он огорченно сказал журналистам:

– Боюсь, ваше предложение перебить всю эту нечисть было не так уж дурно…

– Нет! – отрезал Исидор Каценберг. – Этот зверек требует всего лишь сексуального подчинения.

– Но я не хочу! – возмутился Анджело Ринцули.

– Подражайте ему. Притворитесь. Это должно его устроить.

– По-моему, это позорно. Здесь замешана человеческая гордость. Это же какая-то косматая мелочь, тогда как я…