Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Это были потрясающие рассказы, потрясающая проза, потрясающее исполнение. Я даже не знал, с чем это можно сравнить. <…> Так я оказался в знаменитом сакральном месте, известном теперь как «Южинский». <…> Там я остался недели на полторы, позвонил домой, чтобы не беспокоились, а на работу уже не появился[108].

— Тогда Москва была небольшая, все друг друга знали, — добавляет Дудинский. — И если ты зажигал свечку, о чем-то объявлял, тут же на тебя летели. И на нее полетели какие-то совершенно оголтелые девки, абсолютно отвязные. Но отвязные не просто ради отвязности. Они хотели узнать, что будет на том свете. Специфика и прелесть Южинского была в его совершенно адской свободе, физической, нравственной и эстетической, что называется, «жажда иного берега его свела с ума»[109]. И Лорик Пятницкая, ранняя муза Мамлеева и половины московской богемы (клитор у нее был как член, вот такой — сантиметров десять!), и вот Лорик этим девушкам говорит: «Я выдвигаю вам лозунг — „Отсоси у бомжа!“ Вы должны принести эту сакральную жертву, отдать себя, унизиться, чтобы войти в Царство небесное». Такие вот совершенно адские были вещи. Но, понимаешь, тут есть один важный момент. Я застал Южинский, когда в нем уже было царство девок, вовсю все трахались, влюблялись, но ничего такого не было из того, про что ходят легенды  .

Слово Александру Проханову:

Вот эти мамлеевские «радения» — в них существовал один нерв, одна болезненная синусоида все время у них пульсировала. Поскольку все они были вне закона (все они были безработные, все они были лоботрясы, все они нигде не работали, они не хотели служить системе — а тогда за тунеядство можно было угодить в тюрьму), все они так или иначе получали справки в психиатрических лечебницах, что они, дескать, психически ненормальные, что они на учете и поэтому не подлежат трудоустройству. И поэтому сама атмосфера была несколько шизофреничная: они играли в шизофреников — и заигрывались. Вот эта атмосфера камланий и безумств носила характер постоянно действующего обучения шизофрении. Там была водка, там было безумие, там было чтение мамлеевских рассказов инфернальных — про каких-то чудовищ, про каких-то извращенцев, населявших кварталы пятиэтажек, живших как бы среди нас. Это были мистические эзотерические рассказы, которые бросали вызов существующим нормативам советским. Это был такой эзотерический вызов всему советскому. И совершались поразительные дела — очень часто непристойные, как правило — веселые[110].

А вот что пишет по этому поводу журналист Алексей Челноков: