Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

На следующей странице «Американского цикла» возникает его двойник, давший название рассказу «Кругляш, или Богиня трупов». В этой микроновелле некий умирающий «кругляш» спасается тем, что сходит с ума: «Некий мутный свет ударил в сознание, и кругляш перестал быть кругляшом. Он превратился в бред богини трупов»[263]. Эта сама по себе замечательная миниатюра интересна еще и тем, что она снабжена эпиграфом — довольно редкий случай в обширной мамлеевской библиографии. Открывается «Кругляш» строчкой из Валентина Провоторова: «…В мире нужда по причудливой твари». Поэтическое наблюдение Провоторова, по всей видимости, много значило для Мамлеева образца 1980-х, потому что это же стихотворение более пространно цитируется без указания авторства в «Московском гамбите»:

Скоро, ах скоро, на теплое ложе,
Скинув на время бесовские хари,
Духи тебя для зачатья уложат —
В мире нужда по причудливой твари![264]

В предпоследнем рассказе «Американского цикла», который называется «Отражение», мы вновь сталкиваемся с уже знакомыми сюжетами и образами. Живущий в Нью-Йорке эмигрант Виктор Заядлов состоит в фактическом браке со старухой, постоянно спрашивающей его «How are you?». Он целыми днями бродит по Нью-Йорку, где обращается к прохожим с этой же репликой, а в финале рассказа невольно производит метафизический обмен телами с собственным отражением: он проваливается в зеркало, а его отражение продолжает жить за него.

Наконец, в закрывающем цикл рассказе «Здравствуйте, друзья!» персонаж по имени Гарри Клук (почти что Грегори Крэк из «Чарли» и Гарри М. из «Вечной женственности») мучительно хочет с кем-нибудь подружиться и в итоге заводит дружбу с собственным трупом. Он целует свое мертвое тело, не забыв перед этим поинтересоваться, как у него дела.

«Американский цикл» вполне можно читать как полноценную повесть, объединенную общим сюжетом и сквозной идеей, пусть и не самой замысловатой: западная цивилизация — это мир, в котором у всего есть денежный эквивалент, а то, что не включено в экономические отношения, не имеет ровно никакой ценности. Может показаться странным, но для постижения этой мудрости Мамлееву потребовалось озарение, сопоставимое с тем, которое настигло его в 1953 году, когда он шел по Тверскому бульвару и вдруг начал видеть мир совершенно иначе. Свой «американский ужас» Юрий Витальевич описывает следующим образом:

Помню, однажды мы — я, Маша и Тони Дамиани с супругой — прогуливались; был прекрасный вечер. Жена Тони сказала мне:

— Юрий, в этом мире действуют две основные силы, которые ведут между собой непрерывную борьбу. Эти силы — деньги и дух.

Я был поражен таким откровением. Конечно, Тони Дамиани так бы не сказал, но его жена была женщиной, причем женщиной очень хорошей, глубоко чувствующей драму мира сего, и она так вот сильно и по-женски эмоционально выразила это поистине страшное явление — болезнь поклонения золотому тельцу, которая поразила весь западный мир. И тем не менее — поставить на одну планку презренный металл, который после смерти человека не значит вообще ничего, просто пыль, и дух, который определяет вечную жизнь человека, — это все равно что сравнить яичницу с божьим даром или поэму Данте с ночным горшком. Я еще согласился бы с противопоставлением демонической власти, которой Диавол искушал Христа, и Духа; это еще куда ни шло, потому что власть — это несколько иная категория, чем даже деньги. Я имею в виду чистую власть, чистую — в смысле опирающуюся исключительно на самое себя. Но деньги и Дух — это уж слишком…[265]

Признаться, не понимаю, чем поразила Юрия Витальевича настолько неглубокая мысль, но поразила она его в самое сердце. Понадобилось несколько лет и переезд через океан, чтобы он смог выразить ее в художественной форме.