Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Вот и сорок первый этаж. В черное окно дохнуло прохладой: из дыры. Он уже подошел к ней, как вдруг из тьмы вынырнула туша.

— Я ждала тебя, мой ангел! — закричала туша. — Я ждала тебя много дней!

И огромная старая женщина поцеловала Гарри М. в ухо. Он заорал:

— Кто ты?!

Туша ответила:

— Я женщина. Я знаю эту дыру. Не ты один. Но я ждала тебя. Почему тебе опротивела жизнь?

— Отвяжись, старая дура!

— Родной, не лезь в дыру. У тебя есть член. Дай мне только минуту, минуту твоей любви. Я хочу делать любовь с тобой! Дай!

— Старая, безденежная дура!

<…>.

Вонь, пот и широта тела поглотили Гарри. А старуха шептала:

— Если бы я была богатая, я бы приказала врачам вырастить на моей ляжке огромный живой член. И у меня не было бы проблем в любом возрасте, мой любимый. А сейчас ты мне так нужен![255]

После этой абсурдистской перебранки в духе Гарольда Пинтера старуха отгрызает член несчастного Гарри М.: рот из части речевого аппарата, не справившись со своей задачей, превращается в орудие казни. Гарри М. прыгает с сорок первого этажа небоскреба, а на его похоронах священник сообщает: «Он ушел от нас, потому что обанкротился, а деньги для него были путем к Богу, материализацией исканий и надежд, прямой дорогой к раю на земле»[256].

Некое подобие диалога можно найти в новелле «Иной», центральный персонаж которой, эмигрант Григорий, пытается разговаривать с синим существом — то ли реальным, то ли его галлюцинацией. В ответ на «How are you» чудовище предлагает Григорию обменяться смертями, что они и делают, несмотря на протесты главного героя. «И Григорий внезапно стал иным, потеряв свое имя, <…> страну и свою смерть»[257], — заключает автор рассказа. Финал заставляет вернуться в начало рассказа, в котором дается такой пейзаж:

Все было странно иным и в какой-то мере непонятно зловещим: в конце концов дома как дома, земля как земля и люди тоже не с двумя головами, но почему же постоянно ощущается присутствие чего-то скрыто-зловещего, распростертого во всем: от природы, трав, деревьев и цвета неба до городов и движений обитателей, точно земля и город этот навеки прокляты?[258]

Пожалуй, именно в «Ином» Мамлеев начинает в полной мере фиксировать охватившую его манию, заключавшуюся в попытках «понять, почему ностальгия у эмигрантов так остра, почему некоторые в свое время возвращались в Россию, зная, что идут на верную смерть или на ГУЛАГ»[259]. Юрия Витальевича не могли удовлетворить «банальные», «обывательские» объяснения феномена ностальгии, и «это был толчок к перепониманию России, и это перепонимание уже было качественно иного уровня, чем оно было прежде»[260]. Результат этого «перепонимания» известен — книга «Россия Вечная», под завязку набитая экзальтированными трюизмами, которые поклонниками писателя были приняты за откровение. Пока же Мамлеев лишь фиксирует свое эмоциональное состояние в не лишенной литературного изящества новелле.

Отвращение к «иному» западному миру на физиологическом уровне развивается в рассказе с обманчиво обнадеживающим заглавием «Новое рождение», герой которого живет в населенном тараканами и «зловеще-обугленном — на самом деле такой был дизайн — здании на углу Сто девяносто восьмой улицы Манхэттена»[261]. Герой повествования изнывает от скуки, которую разбавляет разве что самоубийство его жены, при жизни твердившей: «Деньги, деньги превыше всего»[262]. Постепенно и сам он, университетский преподаватель литературы, превращается в труп — правда, живой.