Отец Стефан и иже с ним

– Найдем, чем топить, – без промедления ответил Гулливер и добавил, вернее, пропел на какой-то странный мотив: – Это, братцы, не беда, а череда смирения.

«Да он еще и блаженный, – подумал священник. – Юродивых мне только для полноты не хватало!» Подумать-то подумал, но решил Гулливера не гнать. Замерзнет ведь человек. Босой и в одном одеяле.

Пригласил незнакомца в сторожку, у плиты усадил, чая ему горячего налил, а сам в кладовку пошел, там у отца Стефана много всякой одежды хранилось. Родственники умерших от незнания, куда обувь и одежду почивших девать, в церковь ее приносили, так что выбор богатый был. Нашел батюшка громадные войлочные ботинки и пальто размера богатырского. Обрадовался, что нашел и христианское правило «одеть и обуть» выполнил, осталось только накормить.

Рано радовался. Незнакомец пальто с благодарностью принял, так как под одеялом у него оказалась только простая тонкая рубашка, да крест старообрядческой формы на гайтане в палец толщиной, а ботинки своими громадными ногами в сторону отодвинул.

– Я, отец священник, босиком всегда. Обет мой такой и правило такое, – и тут же спросил: – Ну что, возьмешь в кочегары?

Батюшка колебался. Всякое в голову лезло: «Уж не последователь ли Порфирия Иванова? А может, из больницы для сумасшедших сбежал? Или из милиции, а то и из тюрьмы?»

В ответ на эти мысленные сомнения Гулливер достал из штанов полиэтиленовый кулек, размотал его и положил на стол перед отцом Стефаном паспорт. Затем встал, перекрестился на иконы трижды, сказал «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного» и степенно уселся напротив священника.

– Андрей, – священник прочитал в паспорте имя пришедшего, – да я не против кочегара и жить у нас можно. Тут ведь вся печаль в том, что уголь у нас заканчивается, топить нечем. Прихожане вон из своих домов по ведру таскают.

Андрей смотрел на священника с печалью и сокрушением, на каждое слово говорил «да, да, да», а потом опять повторил непонятное:

– Это, братцы, не беда, а череда смирения…

«Пусть живет», – решил отец Стефан. Показал новому жильцу и работнику, где инструмент, продукты и посуда находятся, рассказал, чем приходского Шарика кормить, и пошел собираться на шахту ехать. Уголь просить.

На следующий день родительская суббота была. Заупокойные службы прихожане любят, в храм много людей пришло, так что холодно не было, хотя трубы чуть теплые.

После панихиды отец настоятель попросил прихожан еще уголька пожертвовать, на завтрашний день воскресный, а там, глядишь, и привезут обещанный. Прихожане сочувственно головами кивали, но больше на нового большого и босого сомолитвенника смотрели. Андрей молча, справа, у иконы преподобного Серафима возвышался. Крестился да вздыхал.

– И откуда пришел этот страхолюдный? – спрашивали у батюшки, а тому и ответить-то нечего было; кроме паспортных данных он о своем кочегаре и не знал ничего.

Не расходились прихожанки долго, с крыльца смотрели, как Андрей босиком дрова на улице рубил, Шарика кормил, затем воду из колодца набирал. И еще бы стояли, перешептывались, да мороз сильный по домам разогнал. Единственное, что сообща верующие бабоньки решили, что этот юродивый одно из двух: или прозорливый, или урка какой-нибудь. Других вариантов у них не придумывалось.

В воскресное утро отец Стефан, еще когда только двери церковные открывал, что-то непонятное почувствовал. И точно, из распахнутых дверей на батюшку дохнуло уютным теплом, о котором прихожане после Рождества уже забыть успели. Трубы отопления были горячими, а на храмовых окнах даже прогалины появились. Настоятель бросился к угольнику с одной только мыслью: «Всё, последний уголь спалил, Гулливер несчастный!»

Зря грех на душу батюшка взял. В угольном сарае лежали все те же распределенные по дням «порции» топлива. «Может, принес угля кто?» – подумал священник, но в котельной было чисто, подметено и жертвенного топлива не обреталось. На вопрос настоятеля «Чем топил?» Андрей лишь хмыкнул, что-то пробурчал невнятно и в храм пошел.

Люди постепенно наполняли храм. Некоторые из них в санках уголек привезли, чтобы церковь протопить, и теперь недоумевали:

– Или отец Стефан за ночь где угля выпросил?

На следующий день в храме опять было тепло, в угольнике все на месте, а в кочегарке прибрано. Андрей, не говоря ни слова и ничего не спрашивая, справлялся с нехитрыми обязанностями сторожа, да по двору ходил, шепча что-то непонятное.

Разное за время священнического служения у отца Стефана случалось, но чтобы с приходом этого неизвестно откуда взявшегося человека в храме вдруг само по себе тепло появилось, такому действу объяснения в голове у настоятеля никак не находилось.

Через три дня отец Стефан не выдержал. Решил ночью в храм прийти, задачку с теплом церковным разгадать. Хоть и верил он в чудеса, но чтобы они каждую ночь повторялись, такого быть не могло.