Отголоски тишины

Так я оказался среди полей. Огляделся, полюбовался пейзажем и побрел не спеша по узкой грунтовой дороге. Красота вокруг. Вдоль обочин с обеих сторон раскачиваются золотистые кудри пшеницы. Налилась она зерном. Еще недельку подождать и пора уборочной. Конечно, если погода не испортиться. А она ой, какая непостоянная! Все может произойти, все может случиться. Одно точно, сегодня она портиться не собирается. День обещает быть жарким и солнечным. И не просто обещает, выполняет он свое обещание. Раскаленное небесное светило плавно поднимается все выше и выше, движется оно по кристально чистому небосводу. Поднимается и все сильнее припекает. Никто не в силах ему помешать. Некуда от него спрятаться. Да и на небосклоне от горизонта до горизонта ни облачка, ни намека на таковое. Чистое ясное небо, только еле различимыми точками высоко в небе парят ласточки. Кажется, слышны их приглушенные крики, а может это фантазия моя трудится, дополняет воображаемыми звуками красочную картину летнего дня.

Дойдя до первой же лесополосы, я почувствовал неимоверную усталость. Обернулся назад, посмотрел, как мало успел пройти, взглянул вперед, так много осталось! Тяжело вздохнул, потоптался на месте и… решил передохнуть. Все-таки городская жизнь не пошла мне на пользу – еще немного и вовсе ходить разучусь. А ведь были времена, я, маленький еще, да дед, куда моложе, нежели сейчас, так мы вдвоем в две лопаты за день весь огород перекапывали. А он у деда ой не маленький! Вот и дай мне сейчас лопату, заставь копать – там, на огороде и останусь! Сам закопаюсь…

Отдых. Присел я на зеленую все еще не выгоревшую от летней жары траву, не удержался и, не думая об испачканной одежде, жуках с муравьями, прочих прелестях общения с живой природой, разлегся на земле.

Вот это красота! Надо мною нависает, закрывая полнеба своей кроной, дуб. Где-то в густой листве громко поет какая-то невидимая птичка. Даже любопытно, что это за певец летнего дня спрятался в ветвях? Высоко в небесной синеве резвятся ласточки, а может стрижи, а может… неважно, к чему детали, пускай себе парят. Не буду им мешать. Да и не смогу я. Нет в небе моей власти, могу лишь слушать, смотреть и наслаждаться. Чем собственно я и занялся. Птичек слушал, еле различимый шелест листвы, а вот еще где-то рядом затянул свою песню сверчок. Странно, а я всегда полагал, что он ночной житель!

Откуда-то с той стороны, где должно располагаться село, донесся новый звук. Занятный звук. Новый он для меня! Не иначе как цоканье лошадиных копыт. Правду говоря, я его таки слышал, частенько, вот только исключительно в кино. А наяву это же куда интересней!

Я поднял голову, выглянул из травы, смотрю, действительно по грунтовой дороге просто на меня не спеша цокает копытами конь. Черный с длинной гривой, ну просто как тот, из моих снов. Красивый! Вот только тянет он не карету, а менее аристократический экипаж. Тележку тянет, всю из себя деревянную, будто старинную, вот только колеса весь вид портят, от автомобиля они. Зато сиденье имеется, как раз под старину – небольшой стог сена. Такой вот симпатичный сельский транспорт…

Как показалось на первый взгляд, да и на второй тоже, в повозке никого не было. Представь только, чистое поле. Вокруг, сколько не смотри, ни души и только черный конь медленно катит свою повозку. Жутковато, ничего не скажешь. Кажется, даже палящее солнце вмиг померкло, добавляя антуража мрачной картине. Сознаюсь, я слегка струхнул, стоило только воображению дорисовать несколько штрихов к тому, что видели глаза. Непроизвольно задрожал, чувствуя, как гулко бьется сердце, отзываясь на происки разрастающегося страха (и это средь бела дня, а если такое да в сумерках увидеть?).

Конь подошел ко мне и остановился. Большими грустными глазами осмотрел меня. Всего, с головы до пят, благо, осматривать лежачего нетрудно. Потом резко мотнул головой, раз, другой, не иначе как пожелал убедиться в том, что я ему не померещился. Прищурил один глаз, второй. Равнодушно фыркнул, отвернулся, наклонил голову и принялся угощаться сочной травой.

Тем временем сено на телеге зашевелилось, задвигалось, чуть приподнялось и громко чихнуло. Наружу, обрамленная сухой травой, показалась голова, лишенная волос, а за нею и большая часть человека, частью тела которого она являлась.

Выбравшийся из сена мужчина ладонью смел с лица сухие листочки, кулаками потер глаза. Подвигал густыми седыми бровями, посмотрел куда-то мимо меня. Его голубые глаза казались практически бесцветными, словно выцвели они, выгорели, потеряли пигментацию от палящего солнца. Крылья большого, картошкой, носа взлетали в такт дыханию, длинные седые усы колыхались, словно отгоняли мух. Он вертел головой, часто мигал веками и молчал, вертел, мигал, молчал, но вдруг громко выругался, упал на сено и принялся шарить рукой по днищу телеги.