Отголоски тишины

Услышав знакомую брань, конь опасливо фыркнул, повел ушами и искоса посмотрел на своего хозяина. Убедившись, что дежурная тирада на сей раз относится не к нему, умное животное тяжело выдохнуло и вернулось к поеданию растительного корма.

Минутой позже мужчина нашел то, что словно иголку, пытался найти в стогу сена, а именно, очки в блестящей металлом оправе с толстенными стеклами. Радостно хмыкнул, нацепил их на нос и снова посмотрел, но теперь уже не мимо, а на меня. Похоже, только теперь он меня и увидел.

– Вот диковинка-то. Посмотри-ка верный мой Пилигрим, кого мы с тобой нашли!

Конь услышал свое имя, шевельнул одним ухом, мельком взглянул на меня, перевел взгляд на хозяина. После, не иначе как, решив, что бессмысленными разговорами сыт не будешь, да и вообще, дальнейшее его не касается, наклонился к траве. Мужчина же сел на край подводы свесил босые ноги и сказал, на этот раз, обращаясь непосредственно ко мне:

– Здравствуй-здравствуй, уважаемый! Какими такими путями в наши края?

– Здравствуйте, я монастырь ищу.

– Пилигрим, ты слышал, монастырь ищет! Прямо-таки здесь в траве? – он громко засмеялся. – Тогда поищи еще во-о-он там, под деревом. Там трава гуще, может он меж стеблями притаился!

– Я хотел сказать, в монастырь иду, в Спасовский…

– Оно и понятно, что в Спасовский. Тут на сотню верст иного нет, да и не было никогда. Я просто подумал, что если будешь идти именно так, лежа, то и до ночи не дойдешь. А вот я лично как раз в ту сторону и направляюсь. Залезай, подвезем. Все ж быстрее будет!

Не дожидаясь повторного предложения, я взобрался на телегу и устроился рядом с возницей. Тот прикрикнул на коня, и мы потихоньку двинулись. Мужчина же продолжал:

– Вот сколько лет живу на свете, удобнее транспортного средства не встречал. Просто нет, не бывает, такого транспорта, который бы ехал сам по себе. Неважно, спит водитель, бодрствует, а он едет. И что особенно приятно, никогда не заблудишься! Взять, к примеру, моего Пилигрима, мы с ним, сколько лет уже по дорогам колесим. Страшно подумать. Он хоть и животное, а все маршруты знает. Скажу ему, куда ехать надо, сам в сено и спать. Проснусь и вот, прибыли. И каждый раз туда, куда собирался. Красота! Кстати, меня Панасом зовут, – он еще раз посмотрел на меня, наверное, решил, что я еще не дорос до того, чтобы обращаться к нему со столь явной фамильярностью, добавил: – Афанасий Никитич я, вот как!

– Я Сергей, очень прият… – я вдруг понял, что именно в этой ситуации меня не устраивало – мы ехали в том направлении, откуда я недавно пришел. – А вы, собственно, куда направляетесь?

– Ну, ты даешь, такой молодой, а память! Решето, а не память. Или нет, дуршлаг, вот! Дырки у того крупнее. Я же сказал, да пару минут назад сказал, в Спасовку!

– Но Спасовка там, – я указал рукой в противоположную сторону.

Возница посмотрел на меня с выражением лукавой снисходительности на лице, мол, мало ли вас тут бродит, меня же собрались учить! Но вдруг резко отвернулся, мотнул головой в одну сторону, затем в другую. Остановил взгляд на крупе коня. Посмотрел на меня. Снова на коня. Видел он плохо, не помогали и толстые линзы очков. Он их снимал, щурился, снова одевал. Опять снимал, тер глаза, надевал. Искал аргументы в свою пользу, но только убеждался в моей правоте. И моя правота, смешавшись с его пониманием, вылилась на голову ни в чем не повинному животному. Вылилась потоком отборной брани.

Словарного запаса вознице хватило минут на десять. Не меньше. Говорил он громко четко и практически без интонации. Если сократить его речь до нескольких предложений, да убрать ряд специфических выражений, сводилась она примерно к следующему:

– Ты куда завезти меня решил, старый мерин? Я же тебе по-человечески сказал, домой! А ты…

Похоже, из всей кажущейся бесконечной тирады коню было понятно только слово «домой». Услышав его, он обреченно кивнул головой, развернул телегу и направился в противоположном направлении.

Возница умолк, но молчание – не его добродетель.

– А вот скажи мне добрый человек. Я вижу – человек ты грамотный, а поскольку идешь в монастырь, верующий…

Еще раньше, до того как выяснилось, что мы не туда едем, я успел заметить, что новый мой знакомый просто места себе не нагреет. Казалось, говорил он одно, а думал о чем-то другом. О чем-то, что занимало его, пыталось овладеть ним полностью. Будто он спросить о чем-то хотел, о чем-то очень важном для него лично, но все не решался. Так и в этот раз, он оборвал речь, внимательно посмотрел на меня, не иначе как собирался с духом и вдруг скороговоркой выпалил:

– Слушай, ты мне прямо скажи. Есть Бог, ели нету его? Я к чему веду, вот взять меня, я родился и вырос, что называется, в стране развитого социализма. В дни моей молодости, да что там молодости, до недавнего времени в моем материалистическом сознании не было места Богу. А вот сейчас ума не приложу, что делать, о чем думать. Года у меня уже не те. Словом, сам понимаешь, пора бы и о душе подумать. Вот только не могу решить, стоит ли о ней думать. Ведь если бога нет, то все бессмысленно, но если он есть…