Просто наблюдая со стороны, я замечаю, что его губы приобретают синюшный оттенок. Я сижу, не двигаясь. Мир вокруг меня замирает. Мой разум словно отделяется и уносится в далекое место, где не существует ничего. Место непорочное, пустое и свободное от эмоций. Приступ рвоты сотрясает его тело и изо рта вырывается свернувшаяся кровь, в то время как его живот в последний раз тревожно вздрагивает, и затем все внезапно прекращается. Мое сердце пропускает удары, когда я смотрю, как тело Пика обмякает на полу. И больше в нем нет жизни, в этот момент я словно вырываюсь из забвения, когда жестокая действительность обрушивается на меня.
Хватая его за руку, я в панике начинаю трясти его.
― Пик? ― начиная сильнее трясти его за руку, я в ужасе бормочу: ― Пик, очнись! Давай же, Пик! ― я нависаю над безжизненным телом, хватая его за плечи и начиная неистово трясти, срывающимся от крика голосом умоляю его очнуться. ― Очнись! Очнись же! Это уже не смешно! ― слезы обжигают мои глаза, и я захлебываюсь собственными словами. ― Очнись, Пик! Мне так жаль. О, Боже, как мне жаль! Пожалуйста, очнись!
Его глаза все так же широко раскрыты, но там нет жизни. Они застывшие, зрачки замерли в одном положении и абсолютно безжизненные.
Неистовая боль обжигает мои легкие, когда я запрокидываю лицо к небесам, и из горла вырывается беззвучный душераздирающий крик. Мои страдания настолько сильны, что я сотрясаюсь в мучительных удушающих рыданиях. Мое сердце разбивается, раскалывается на части, познавая новое понятие слова "страдание", эмоция, которая никогда не существовала во мне до этого самого момента, но эти страдания уже слишком для меня. Я не смогу их вынести, но я чувствую, как они зарождаются во мне.
Опуская взгляд на Пика, я больше не вижу человека, которого я ненавидела до этого. Вместо этого, я вижу мальчика, который так отчаянно любил меня на протяжении всей своей жизни, я склоняюсь над ним, сжимая его руки таким образом, чтобы я могла уткнуться лицом в его шею. Его тело все еще теплое, и я делаю то, что мне больше всего нравилось на протяжении всей жизни, я эгоистично нахожу утешение в нем. Я мерзкий человек, даже после его смерти я использую его в попытке найти свое утешение. Я крепко сжимаю его в объятиях и плачу, пытаясь насытить им свою душу. Его футболка влажная от смеси крови и пота, и сейчас я могу чувствовать, ставший таким родным, запах гвоздичных сигарет, когда прикрываю глаза.
Его тихий шепот настигает меня, и я опускаю на него свой взгляд. Он живой, он моргает, и я вижу, как двигаются его губы, когда он начинает говорить.
― О, боже мой, Пик! ― бормочу я, не веря своим глазам.
Я снова сотрясаюсь в рыданиях, спрашивая:
― С чего ты это взял?
― Мне так жаль. Я не хотела стрелять в тебя. Господи, я совершенно утратила чувство реальности, но я не могу потерять тебя.
Легкий намек на улыбку растягивается на его губах.
― Что же мне делать?
― Что? ― спрашиваю я его, не веря, и слегка качаю головой, и когда мои глаза снова встречаются с его, холодные стеклянные глаза смотрят на меня. ― Пик? ― я крепко сжимаю глаза, затем снова открываю, но ничего не меняется. Он мертв, и я теряю его.
Его слова впитываются в мое сознание. Он абсолютно прав. Я боец; он научил меня бороться. С этими мыслями я распрямляю спину и делаю пару медленных, размеренных вдохов. Затем я склоняюсь и приникаю к его губам в поцелуе, втором смертельном поцелуе за сегодня. Когда отстраняюсь, я пробегаюсь кончиками пальцев по его бровям и спускаюсь ласковыми движениями ниже по лицу, прикрывая его веки, чтобы он покоился с миром. Заключая в стальную клетку сердца Деклана и Пика, я тяжело сглатываю, когда отодвигаюсь, чтобы подняться на ноги. Сегодня я потеряла две половинки моего жестокого сердца, но сейчас у меня нет другого выбора, только спасать себя.