Отголосок

Я вижу, как глубоко я раню его. Все это написано на его лице и прорезается в его голосе. Он кладет голову на свои сжатые кулаки, качая ее в ужасе.

― Скажи мне, что делать. Скажи мне, ― умоляю я, мне нужно, чтобы его боль ушла. Мне нужно сделать так, чтобы вся эта ситуация просто исчезла.

― Ты не можешь ничего сделать, Нина. ― И в момент, когда он говорит мое имя, он морщится, закрывает глаза и затем спрашивает: ― Как, черт побери, я должен тебя называть?

Напряжение нарастает между нами, когда мы смотрим друг другу в глаза — полностью уничтоженные. Секунды ощущаются как часы.

И в первый раз, хотя он уже знает это из моего файла, я называю ему свое имя.

― Элизабет Роуз Арчер.

― Элизабет Роуз Арчер, ― говорит она мне красивые слова, после продолжительного молчания.

Как Дьявол может иметь такое красивое имя?

Я сжимаю свои руки в кулаки настолько сильно, чтобы она не могла видеть, как они дрожат, но увеличивающаяся ярость, что полностью просочилась в мою кровь, держит меня на грани полной потери контроля. Это все что я могу сделать сейчас, чтобы сдержать себя. Эта женщина, которую я любил сравнительно недавно, словно выплескивающийся бензин на мое охваченное огнем сердце.

Ее имя уже было известно мне. Я прочитал его в файле, который нашёл на рабочем столе ее мужа, после того как я выстрелил и убил его. Увидев ее фотографию, покрытую брызгами его крови, я перестал доверять всему миру. Всего пару часов спустя, после того как я добрался домой и углубился в изучения файла, я обнаружил, что был безжалостно обманут. Обманут единственным человеком, который всецело проник в мое сердце. Я никогда никого не любил так, как любил ее. И теперь мне известно, что все это было ложью, гребаным разыгранным обманом, это было больше, чем я мог принять.

Мне прекрасно известно, что я убил невиновного человека, и сейчас, когда я слушаю ее ненормальные объяснения, у меня ощущение, что в голове полная путаница. Как я мог быть влюблен в кого—то настолько ненормального, как она?

― Черт возьми, что со мной не так?

― Деклан, пожалуйста. Скажи что—нибудь. Что угодно, ― просит ее низкий голос.

Мое тело — это скопление напряженных мышц, которым я не позволял расслабиться из—за страха того, что я могу совершить. Поэтому я держусь неумолимо и отстраненно, когда произношу:

― Так он никогда не делал тебе больно?

― Нет.

― Никогда не относился к тебе жестоко?

― Нет. Беннетт любил меня. Он не знал, кто я на самом деле.

― Тогда как ты получала те синяки? ― спрашиваю я, вспоминая, как безобразно она смотрелась, покрытая теми ужасными синяками. Иногда ее кожа была покрыта ранами из—за опухших и кровоточащих участков. Свернувшиеся сгустки крови, которые собирались под ее кожей всегда покрывали ее тело. Это запутывало меня. Гнев и ярость наполняли меня по отношению к человеку, который, как мне казалось, наносил эти побои, заставляли меня испытывать неподдельные мучения за женщину, которую я любил, и насыщали мое тело непреодолимым чувством вины за то, что я был не способен защитить ее. Понимание того, что она выставляла меня подкаблучником, означало то, что она чертовски хорошо крутила мной. И сейчас, сидя здесь, я чувствую себя абсолютным слабаком, которым манипулировал не кто иной, как бездомный уличный подросток.

― Мой брат.

― Брат?

― Он был замешан в этом тоже. Я ходила к нему, чтобы он оставил синяки на моем теле.

― Твой брат тот, кто избивал тебя? Чтобы обмануть меня?

Она пристыженно кивает головой в ответ.

― Господь Всемогущий, ты ненормальная на всю голову...

Я наблюдаю, как ее слезы катятся по ее подбородку, и желаю, чтобы они были кислотой, которой она так коварно заполнила мое сердце.

― Я знаю. Но...

― Просто остановись, ― рявкаю я. Я не могу больше вынести этой херни, но она не затыкается.

Ее слова вылетают панически быстро.

― Когда я говорила, что люблю тебя. Когда я говорила эти слова — я говорила правду. Я не хотела использовать тебя. Я хотела выйти из всего этого и оградить тебя от того, что ты должен был сделать.

― Но ты не оградила, так ведь?

― Все так быстро вышло из—под контроля.

― Ты была счастлива? Когда узнала, что Беннетт мертв, ты была счастлива?

― Осознание того, что я подтолкнула тебя на это, разрушило меня, ― отвечает она.

― Ответь на мой гребаный вопрос! ― кричу я, встаю и пялюсь в ее глаза. ― Это осчастливило тебя?

Ее тело дрожит, когда она закрывает глаза и шепчет:

― Да.

― Значит, ты получила то, чего так хотела?

― Нет.

― Нет?

Она наклоняет голову назад, чтобы взглянуть на меня, и все мое тело молит ударить ее, выбить из нее все дерьмо, наказать так, чтобы она никогда не забыла. Так, чтобы это оставило ее искалеченной на всю жизнь.

― Нет. Это было не то, чего я хотела. Это не стоило того, чтобы принести тебя в жертву, потому что все чего я хотела в тот момент — это спасти тебя.

Я фыркаю на ее абсурдные слова.

― Ты хотела так сильно спасти меня, что бросила умирать в луже крови?

Ее глаза источают ужас.