Отя, тебе нравится?..(СИ)

— Ник, — дом стоял в дверном проеме, шептал что-то порозовевшему скулами Лоди на ушко, вероятно, милые, маленькие пошлости, а может — слова одобрения: — Ты знаешь, я тут подумал… А как меня вообще нашла опека? Да еще и настолько быстро…

Николай крепче прижал к себе ластящегося Лоди, пожал не мощными, не доминантными плечами и ухмыльнулся.

— У Вали на кухне, — сказал он негромко, — на стене, на обоях, крупными цифрами, маркером, написан твой номер мобилки. С пояснением, внизу, буковками помельче — отец Алеши. Валя, не поверишь, по-своему любил Алешу, как умел, хоть и спятил с ума…

Валя, Валя. Сумасшедший, склонный к бдсм алкаш и шалава, не убитый случайным собутыльником, не траванувшийся паленой водярой. Размазанный по асфальту трассы мчащимся на большой скорости автомобилем, под который, утверждали очевидцы происшествия, омега бросился сам. Перелез через ограждение, и… Экспертиза показала — был трезв.

Каково Николаю продолжать жить и строить отношения с багажом за спиной из двух родных ему самоубийц? А хрен его знает. Живет. Лоди, вон, в ушко выцеловывает, малыша общего с ним ждет — врун, неделю они встречаются, ага — троих кровных сыновей растит, чужому ребенку щедро уделяет нежности.

Живет. И мы будем жить. Надо. Просто надо.

====== Бонус 4. Не достанься тогда никому ======

По просьбе читателей, ну самый распоследний.

/Спустя девять лет/

Двое подростков, альфочка и омежка, и четверо детей, одетых в похожие, разных оттенков зеленого, спортивные костюмчики — один альфенок и три омежонка возрастом от восьми до шести лет, накрывали стол к ужину.

Дело шло с переменным успехом — старшие подгоняли возящихся с посудой младших недовольным шипением и легкими, не болезненными, но обидными морально подзатыльниками. Младшие отпихивались и отбрехивались, впрочем, вяло — устали за день.

— Алеш, — паренек-альфочка, крепкий, широкоплечий, высокий, стриженый под машинку, ловко резал хлеб на разделочной деревянной доске здоровенным, тяжелым ножом с потемневшей от времени деревянной же рукояткой. — Ты чашку дядь Ника зачем себе взял? Сегодня моя очередь из нее пить.

Омежка тряхнул распущенными каштановыми локонами, брякнул на стол стопку тарелок — посуда дзынькнула, но уцелела — и упрямо выдвинул изящный, с ямочкой, подбородочек. Фыркнул.

— Ни хрена подобного, — возразил, с явно различимой ноткой презрения: — Твоя была вчера. Ты напутал, Саш.

Высыпавший в этот момент на скатерть ложки самый младший мальчуган, белокурый и хрупкий, прихлопнул, привлекая внимание, ладошкой по столешнице и сморщил носик.

— Верно Алеша говорит, — пискнул он омежьим, тонким голосочком. — Я помню, уверен — из отиной чашки вчера пил Саша!

И Саша, и Алеша дружно воззрились на осмелившегося влезть в их личные разборки малявку — с неодобрением.

— Коть, — альфочка грозно сдвинул темные, «папины» брови. — Тебя разве спрашивали?

Омежонок в ответ показал ему язык. Саша, оказавшийся ближе, в наказание за неуважение отвесил бедолажке чувствительный щелбан. Мальчуган жалобно охнул и попятился, схватился за лоб.

— Будешь мне тут рот на старших разевать, — пригрозил альфочка. — Еще получишь.

Устрашенный омежонок охнул повторно и шустро спрятался за спину расставляющего тарелки Алеши.

— Я оте расскажу! — звонко выкрикнул оттуда малыш. — Маленьких бить нельзя!

Алеша оставил недорасставленные тарелки и гибко обернулся в вихре взметнувшихся локонов. Получивший второй щелбан омежонок взвыл.

— Нечестно, Алеша! — он сжал кулачки. — Я тебя, вообще-то, защищаю!

Алеша поджал губки пунцовым, сочным бантиком и качнул головой:

— А я разве просил меня защищать? Не просил. Так что не ори.

Кругом непонятый, несправедливо дважды «ощелбаненый» Котя хищно оскалил зубки, но промолчал. Знал — Алеша с Сашей могут и отшлепать за непослушание. Вместо него, стушевавшегося, выступил старший из детей.

Этот мальчик был заметно выше и крепче остальных, хотя и имел косу — толстую, но недлинную, почти черную, выдающую принадлежность храбреца к омежьему роду-племени.

Наставив на Алешу пальчик, ребенок очень спокойно проговорил:

— Не боишься дядь Ника, испугаешься папы. Наш, — особо выделил слово «наш», — папа не дядь Ник, тебе определенно не спустит.

Настала очередь тушеваться Алеше. Соорудив для младшего — единокровного, по отцу — братика невиннейшую физиономию, подросток вернулся, будто ничего не случилось, к тарелкам.

А чашку дяди Ника, якобы нечаянно, передвинул поближе к тому месту, где за столом всегда сидел Саша. Ибо Котя ошибся — вчера за ужином пил из нее не Саша. Обмануть хотел Алеша нагло жениха, но передумал. Решил не развивать конфликт из-за мелочи.

Естественно, Саша заметил манипуляцию и передвинул чашку к Алешиному месту. Алеша буркнул нечто несогласное и отпихнул чашку по скатерти обратно.

— Я тебя люблю, Сашенька, — проворковал уже внятно, и потупился, хитрец, изображая покаяние, которого не испытывал: — Прости.