Отягощенные злом. Разновидности зла

Бухара — город древний, один из древнейших городов на земле, ему около четырех тысяч лет. Он почти равен по древности Дербенту, Иерусалиму и Дамаску. Все эти города находятся на территории Российской империи, и я очень советую посетить их все [56]. Чтобы почувствовать неспешное течение времени.

Мы просто ходили по городу. Смотрели мечети, посмотрели ханский дворец Арк, возле которого были наши казаки, зашли на рынок Токи Саффорон, где торговали книгами и старинной утварью. Смеялись. Что-то покупали. Перекусывали у уличных торговцев — в некоторых местах висели плакаты, призывающие не питаться на улице в антисанитарных условиях, но всем на это было плевать, и нам тоже. Мы просто вели себя как обычная семья или по крайней мере талантливо делали вид.

Потом… потом была мечеть, точнее, медресе Кукельдаш с большим открытым двором… это был комплекс Ляби-хауз, расположенный рядом с торговой улицей, здесь были два старейших медресе — Кукельдаш и Диван-беги и памятник Ходже Насреддину, хитрому рассказчику, который пообещал бухарскому эмиру за мешок золота за двадцать лет научить осла богословию, рассудив, что за двадцать лет умрет либо он сам, либо осел, либо эмир, а вот золото дадут ему прямо сейчас. Это была площадь, и солнце весело светило, но не жгло, и фонтаны раскрывались посреди площади дрожащими, искрящимися мимолетными цветами, и дети бегали голыми ногами по холодному мрамору ограждения. И мы шли как раз к памятнику, но остановились у фонтана, потому что я решил бросить здесь монетку, чтобы загадать желание… Я не знал, принято здесь это или нет, но если даже и не принято, то разве я не могу быть основателем хоть одной традиции в этом городе с четырехтысячелетней историей? И бросил монетку, но загадать желание не успел, потому что холодом повеяло справа, и я инстинктивно обернулся…

Горло враз пересохло…

У меня не было оружия. У того человека, который стоял в пятнадцати метрах от меня, оно, безусловно, было…

— Саша, я…

Вот так оно и бывает — с теми, кто нарушает правила. Это все очень просто — делай так, как предписывают правила, они написаны кровью неосторожных. Играй по правилам, не уклоняйся от их исполнения. Если же ты решил играть по-своему, рано или поздно это настигнет тебя и даст как следует по башке.

В пятнадцати метрах от меня стоял человек, которого я должен был пристрелить там, на Сицилии. Не пристрелил, оставил в живых и даже дал кое-что, что помогло ему добраться до британских земель. Правило очень простое — не оставляй никого за спиной. Нарушил — пеняй на себя. Теперь он пришел за мной.

Я улыбнулся — через силу.

— Малыш, видишь, вон там памятник и медресе. Идите, посмотрите достопримечательности и ждите меня там…

Люнетта наверняка сразу просекла, что происходит что-то неладное. Потому что вряд ли кто-то сумеет в такой ситуации сохранить нормальным выражение своего лица, а оно у меня в тот момент было вряд ли нормальным.

— Что произошло?

— Ничего. Я поговорю с другом и приду.

Люнетта поняла. Не стала спорить.

— Дети…

Просто — будь повнимательнее. Я тебя здесь не жду…

Прости, братишка. Теперь я понял тебя, понял и то, о чем ты хотел меня предупредить и зачем ты вообще приходил. Прости… но я, наверное, не смогу выполнить твой приказ и в этот раз. Я тоже вряд ли увижу старость.

Может, так оно и лучше.

Бойся не мертвых, братишка. Бойся — живых…

Я загадал желание — ведь раз я бросил монетку, я имел право это сделать, верно? И направился навстречу смерти…

— Я к вашим услугам, сударь… — не доходя пяти шагов, сказал я.

Незнакомец, который пришел за мной издалека, улыбнулся. Ему было… от тридцати до сорока, ближе к тридцати, чем к сорока. Легкая ветровка, джинсы, тяжелые армейские ботинки, длинные волосы до плеч. Худое, чуть вытянутое лицо, аристократическая гвардейская осанка. Да, это точно он…

— По-моему, мы с вами не успели оскорбить друг друга столь серьезно, сударь… — сказал он, — мы даже не представлены друг другу, как полагается. Алан Сноудон, двенадцатый граф Сноудон, наследный князь де Роан, герцог де Субиз, старший лейтенант армии Его Величества Короля Эдуарда Девятого, честь имею.

— Наследный дворянин, князь Александр Владимирович Воронцов, адмирал флота Его Императорского Величества Павла Второго Романова, честь имею, — отрекомендовался и я, — полагаю, наше дело касается только нас двоих, верно? Не стоит никого в это впутывать.

— Да, вероятно. Вы можете мне не поверить, сударь, но я здесь, можно сказать, на экскурсии. Сюда стремятся извилистые наши пути…

Мы пилигримы, господин.

Под вековечным небом

Единственный мы держим путь

Средь всех путей земных —

За гребень голубой горы,

Покрытой белым снегом,

Через моря в пустыне волн —

То ласковых, то злых

— процитировал я.

В пещере неприступной там,