Отягощенные злом. Разновидности зла

— Да так. Никто…

Подросток повернулся и пошел к выходу с манежа, неуклюже ступая по податливому крупнозернистому речному песку…

Своему сыну я не нашел смелости сказать, что он — мой сын. Может… потом поймет он сам, но это позиция труса. Труса и слабака, влекомого течением жизни, как детский кораблик — весенним бурным ручьем. Оставалось еще одно. Анахита… и разговор с ней будет не менее сложным. Особенно после того, что было ночью — это не решило проблемы, а только усугубило их.

Мой наркотик — снова со мной. Я — конченый наркоман, доверять которому нельзя. Ни в чем, ни на минуту…

Анахиту я нашел в укромном местечке — там, в чаше из речного песка бил родник, видимо, не искусственный, а настоящий, который был здесь, когда сюда пришли строители. Здесь не было ярко выраженного берега, из этого небольшого озерца не вытекала река — просто песчаная чаша и бьющий на дне ее ключ. Люнетта сидела на берегу, и смолистые сосны защищали ее своими колючими лапами от всего зла этого мира…

Я присел рядом, на корточки.

— Ты сказал ему? — спросила Люнетта, не поворачиваясь ко мне.

— Нет. Надо было?

— Не знаю…

Поговорили…

— Послушай… — сказал я, — я должен тебе кое-что сказать.

— Говори.

— Я… короче так, — набрался смелости я, — ты, наверное, этого не знаешь. Но… в общем, у тебя есть деньги. Около тринадцати миллиардов рейхсмарок. Наверное, даже больше.

Бубню, как пацан…

— Эти деньги переводила на твой счет твоя мать. Как процент от тех денег, которые давал тебе твой отец. Твой настоящий отец. Шахиншах Мохаммед Хоссейни. Ты не знала про него?

— Знала, — так же не оборачиваясь, сказала Люнетта.

— Знала?! — изумился я.

— Догадывалась. Потом узнала. Мне было двенадцать лет, и я уже понимала, откуда берутся дети. Мама ударила меня и сказала, что если я кому-то скажу об этом, то меня будут пытать и убьют, потому что меня все ненавидят, все при дворе. Но я все равно знала…

— Но почему…

— Знаешь… отец не любил маму. Он был слишком занят собой. Для него она была просто куском мяса. Итальянской проституткой без комплексов. Той, на кого можно выплеснуть всю грязь, какая есть у него в душе. Побыть самим собой — грубым полковником Гвардии, выходцем из низов. Он бил ее, ты знаешь?

Я ничего не ответил.

— Он бил ее, просто так, чтобы почувствовать… себя властелином. Это было важно для него. Он бил ее, чтобы она не забывала, кто он такой и на чем строятся их отношения. Он бил ее каждый раз, когда тайком приходил по ночам. Ему доставляло удовольствие слышать, как она кричит. Он бил ее, а она кричала. А я забиралась под кровать, потому что под кроватью было не так слышно то, что происходит в соседней комнате.

— Люнетта… твой отец давал маме деньги. Очень большие деньги, это были десятки и сотни миллионов. Каждый месяц, каждый год. Он давал ей деньги, чтобы она переводила их на тайные счета за границей, о которых никому не было известно. Твоя мать устроила так, что часть этих денег, которые должны были идти якобы посредникам, шли на счета, записанные на тебя в лучших банках Европы. Герцогство Люксембургское, Священная Римская империя, Швейцарская Конфедерация, Австро-Венгрия. Я не уверен, что знаю все счета, но кое-что знаю. Эти счета лежат и дожидаются тебя. Ты должна поехать и…

В следующее мгновение я отшатнулся — песок ослепил меня.

— Да пошел ты!

Когда я кое-как проморгался, Люнетта бежала к дому, ее платье мелькало среди деревьев.

Догнал. Прижал к дереву и просто сказал — прости. А она вырывалась и кричала мне в лицо самые обидные и гадкие слова на смеси арабского, фарси, итальянского и русского. Потом просто начала рыдать…

А потом мы сидели на песке, и я наконец-то понял, каким был придурком и ослом. Я просто оставил ее одну в Тегеране… написал записку. Господи… какой я моральный урод — просто смотаться из страны и оставить записку… нормально, да? Лучше бы деньги на туалетном столике оставил, это было бы намного честнее. Она готовила сюрприз мне, ничего не говорила… ну а как скажешь, если у меня проблемы несколько другого характера, исчисляющиеся в убитых и раненых, в выявленных террористических ячейках и количестве оружия, которое удалось, мать твою, изъять. Нормальных врачей там тоже не было… точнее, они были, но она боялась к ним идти. Хотела сказать мне тогда, когда будет окончательно понятно. Хотела сделать сюрприз, но сюрприз сделал ей я.

И еще — знаете, что я понял? На том новогоднем балу ничего между ней и Николаем не было. Не было! Николай, каким бы мерзавцем он ни был в этом плане, просто не променял нашу дружбу на это. Не предал. Не рискнул предать.