— Он самый. Какие-то хмыри из местных сумели рассмотреть в нем антисоветчину. Так что очень попрошу тебя, Григорий Васильевич, пригляди там за ребятами. Полезное дело делают. В Минске у меня уже два таких отряда, планирую еще по областям создать. И в Москве уже начатки имеются. Но тут сложно. Гришин мешает.
Брежнев согласно кивнул, эта задача была ему по плечу, поучаствовать же напрямую в полезном деле очень хотелось.
— Я поговорю с ним, вам обеспечат всемерную поддержку.
— Спасибо, Леонид Ильич.
— Не за что, одно дело делаем, — Брежнев повертел пузатую рюмку в руке и поставил на журнальный столик. — Я вот что думаю. Андрей после съезда станет моим преемником. Кого ставить вторым? Решите уж между собой на берегу.
Машеров ответил уверенно. Видимо, он уже много думал над этим важным решением.
— Григорий Васильевич по всем параметрам подходит. Настоящий хозяин и дельный руководитель.
Романов растерянно развел руками.
— Опыта у меня пока маловато, товарищи. Уровень совсем другой.
— Вот и набирайся! Передавай дела преемнику и переезжай в Москву, — весомо заявил Генсек. — На следующей неделе поедешь с Андреем в Женеву на переговоры с американцами. Форд с нашей помощью выходит вперед в выборной гонке, ему позарез нужен какой-нибудь громкий внешнеполитический акт. Так что как можно подробней обсудите новый договор о разоружении. Если все быстро согласуете, то можем успеть до съезда его подписать. И нам очков в пользу!
Кириенко кивнул в ответ.
— Я переговорил с военными, в принципе мы можем здорово подвинуться в Европе. Особенно в тяжелой технике. Реформы в армии идут, концепция современной войны меняется.
— Хорошо. Сколько им времени понадобится для полноценного перевооружения армии?
— Две пятилетки, как для переформатирования нашей экономики.
— Андрей Павлович, — тут же поправил старшего товарища Машеров, — я бы не был так оптимистичен — нам нужно минимум лет двадцать.
— Все так серьезно? — искренне удивился Леонид Ильич. В последние месяцы он мало занимался экономическими вопросами, перевалив бразды управления на обновленцев. Раз считают, что умнее его в этих вопросах, то путь подтверждают делами.
— Я имел в виду глубинное реформирование, а не просто замазывание недостатков. Страна должна полностью перейти в новую эпоху постиндустриального общества.
— Эк ты махнул! — Брежнев аж дернул рукой. — Сам-то чем намерен заниматься в ЦК?
— Тем же — проблемами модернизации, — без запинки ответил бывший глава Белоруссии. — Мы сейчас в Центральном комитете создаем под этот проект целый новый отдел, а при правительстве отдельный межведомственный комитет. Дело-то серьезное и чрезвычайно сложное.
Генсек удивленно хмыкнул и бросил взгляд на Кириенко.
— Лихо ты развернулся. Хотя…это уже вам решать, молодым! Делайте, как считаете нужным, — Брежнев немного подумал и добавил. — Раз решили, то действуйте несмотря ни на что. Не останавливаться! Считайте это моим политическим завещанием.
Все переглянулись между собой, внезапно осознав, что только что начали менять историю. Хотелось выдохнуть и крепко подумать.
Перед тем как сесть в свой персональный «ЗиЛ» 117, Машеров обратился к Романову.
— Не хочешь, Григорий, заехать ко мне в Минск. Двадцать пятого числа. Гарантирую необычайно интересный разговор о нашем грядущем.
— Я даже примерно представляю с кем он будет проводиться. Тогда я также захвачу с собой примечательных людей. Нам давно следует соединить усилия.
— Вот и договорились.
Будущий Генеральный секретарь и глава правительства ведущего государства мира расправили плечи. Им сейчас открывалось Будущее!
Глава 15. Левантийский калейдоскоп. 16 февраля 1976 года. Бейрут.
Экстремальный репортаж. Отель «Рэдиссон». Неподалеку от международного центра Юнеско.
— Держи, — вошедший в номер без стука и бесцеремонный как всегда специальный корреспондент Центрального телевидения Борис Николаевич Марков кинул под ноги Илье увесистый брезентовый мешок. Фотокор ТАСС, еще не проснувшийся до конца, здоровый, молодой парень вытаращил глаза. Бодренько так началось утро! Он даже не успел выпить местный кофе по-турецки.
— Что это?
— Снаряга, получил по блату. Без нее на выезд нас не выпустят. Ты как — с нами?