– Нет. В дурдом – это чересчур радикально. «Кукушка» – это квартира такая тихая в центре, на «Китай-городе». Там все есть: Интернет, связь любая, спутниковое телевидение, бар. В шкафу, в прихожей, в коробке из-под обуви найдешь новые документы. Там же парик, очки. Станешь новым человеком за минуту. И завтра прямо с утра поедешь к Гадве. За тобой будут приглядывать ребята, пара человек из службы Орлова. Машинка будет неброская, но скоростная. Эрих тебе расскажет, как надо действовать с судьями.
– А деньги-то где?
– Будут деньги. Всему свое время. До связи.
– Ага. Пока, Петр.
Гера потушил свет во всей квартире. Достал маленький фонарик и с его помощью собрал в пластиковый пакет все самое необходимое. Отключил все электроприборы, заботливо перекрыл воду в трубах. Вернулся в гостиную, сел на диван, на то самое место, где совсем недавно сидела Настя. Почувствовал, что больше не может сдерживаться, и, зажав рот рукой, словно стесняясь сам себя, заплакал. Слезы, противные, соленые, давным-давно не появлявшиеся и от этого набравшие соли еще больше, лились из его глаз фонтанами, как у клоуна в цирке. Он пошарил вокруг, намереваясь найти что-то, чем можно вытереть глаза. Пальцы наткнулись на какую-то коробочку. Он поднес ее к самому носу, осветил фонариком. Это была упаковка витаминов для беременных. Несколько секунд он ошалело смотрел на нее, соображая, откуда на диване взялась эта упаковка, и когда до него наконец дошло, то его захлестнуло такое горе, что он в отчаянном бессилии сполз на пол, попав всем телом в квадрат света, оставляемый на полу светящей сквозь окно равнодушной полной луной. Настя беременна. Возможно, что именно сегодня она хотела показать ему эту самую упаковку и милым, нежным, теплым голосом спросить:
– А не угадаешь ли ты, почему это я стала вдруг принимать вот эти самые витамины, а?
Гера принялся биться об пол головой. Персидский ковер смягчал удары, но пол гудел, как набат. Он монотонно прикладывался лбом к полу и сквозь душащие его слезы пытался что-то сказать нормальным голосом, но выходило больше похоже на крысиный писк:
– Сволочь! Какая же я сволочь! Ведь она хотела мне это сказать! Я по глазам видел, что хотела! А я с ней так… О-о-о-о!
Но все когда-нибудь кончается. И слезы даны нам для нового начала. И они иссякают, и после них ничего не остается, кроме пустоты. Гера сел на полу, подул, выпятив нижнюю губу, поочередно на каждый глаз и вдруг окрепшим голосом сказал сам себе:
– Ну пускай я и сволочь. Ну и ладно. И сволочь тоже хочет жить нормально. Пока, квартирка. Не живется мне в тебе что-то. И есть у меня чувство, что больше ты меня не увидишь. Так что не скучай сильно.
Он подошел к окну. Возле подъезда стоял грязноватый черный «BMW» предыдущей серии. То, что надо для конспирации и быстрой езды. Лучше ничего и придумать нельзя. В Москве никто уже давно не обращает на такие машины внимания. Возле автомобиля, привалившись к нему, стоял знакомый Гере парень из службы безопасности «Юксона». Гера вздохнул, хотел было посидеть на дорожку, но передумал. Вышел на лестничную клетку, поглядел в черную пещеру коридора, с усмешкой достал из кармана связку ключей, ту самую, что оставила Настя, и, бросив ее в коридор, захлопнул дверь. Больше в эту квартиру Гера никогда не возвращался.
С Эрихом Гадвой, сухоньким бодрым старичком, они встретились на следующий же день в парке Сокольники. Неторопливым шагом прошлись по утоптанным многочисленными гуляющими дорожкам. Гера курил одну сигарету за другой, старенький адвокат неодобрительно поглядывал на него, наконец не выдержал:
– Молодой человек, зачем вы так много глотаете этой заразы? Вы должны знать, что курение на свежем воздухе гораздо более вредно, чем, допустим, в помещении!
Гера криво усмехнулся. От старичка словно пахло нафталином, и ему хотелось хорошенько повозить его в снегу, а затем как следует выбить, как выбивали когда-то в Герином детстве во дворах ковры.
– Мне, боюсь, уже мало что сможет причинить вред. Давайте о деле. Рогачев сказал мне, что вы знаете судей, которые будут вести процесс Хроновского. Это так?
– Зачем вы переспрашиваете меня, молодой человек? Конечно же, я их знаю! Это только в газетах и в кино адвокат судье не товарищ, хе-хе. Беда в том, что я слишком хорошо их знаю. И я вынужден вам признаться, что затея с их подкупом малоосуществимая.
– Почему? Можете пояснить?
– А до них не добраться.
– То есть как это?
– Так. Никто не знает, где они. Вернее, разумеется, кто-то знает, но попытаться его разговорить – это все равно, что пытаться зубами перегрызть стальную тюремную решетку. Зубы в крошку, а решетке хоть бы что.
– Но решетку обычно пилят напильником.
– Боюсь, не каждую решетку еще можно перепилить напильником. Это я вам не как адвокат говорю, а как гражданин. Ведь если бы на каждую решетку нашелся напильник, то в тюрьмах не осталось бы тех, кому полагается в них сидеть, а это непорядок.
– Другими словами, мы ничего не можем?