«1. Разрешения на проход советских торговых судов через пролив Цугару;
Заключения между Японией, Маньчжоу-Го и СССР соглашения о торговле;
Расширения советского влияния в Китае и других районах «сферы сопроцветания»;
Демилитаризации советско-маньчжурской границы;
Использования СССР Северо-Маньчжурской железной дороги (б. КВЖД);
Признания советской сферы интересов в Маньчжурии;
Отказа Японии от договора о рыболовстве (в советских территориальных водах);
Уступки Южного Сахалина;
Уступки северных Курильских островов (северных островов Курильской гряды);
Отмены Тройственного пакта;
Отмены Антикоминтерновского пакта».
Сигемицу дает исполнителям своего решения
пять вариантов дипломатической конъюнктуры, возможных после окончания войны. Так, цена отказа Японии от Южного Сахалина и Курильских островов допускается лишь в крайнем случае, а именно «при резком ухудшении японо-советских отношений и возможного вступления Советского Союза в войну против Японии».
Глава МИДа Японии поясняет: «В том случае, если Германия потерпит поражение или заключит сепаратный мир и будет заключен общий мир при посредничестве СССР, мы примем все требования Советского Союза».
Очевидно, что условия, на которых Сигемицу и японское правительство добровольно-принудительно соглашались в сентябре 1944 года разрешить советско-японские отношения, в т. ч. «проблему Севера», были хуже тех, которые были отражены впоследствии в Ялтинском соглашении в феврале 1945 года. Это следует из того факта, что, получая от Японии удовлетворение общих для обеих конференций положений, Россия имела от англосаксонских держав много больше преимуществ сверх того, которые возникали от реализации многоаспектных советско-американских договоренностей в Ялте в послевоенном мире. Поэтому капитуляция Японии была выгодна СССР. Ход послевоенных взаимоотношений между СССР и странами Запада до капитуляции Германии и Японии предсказать было невозможно. Даже в Потсдаме в июле 1945 года некоторое охлаждение между Сталиным и Трумэном компенсировалось отношениями Сталина и нового премьера Англии Эттли.
Шведский посланник в Токио В. Багге подтвердил в Токийском трибунале, что план удовлетворения СССР был вдохновлен принцем Коноэ. Связник «Рамзая» с принцем — Одзаки и главный редактор газеты «Емиури симбун», друг принца И. Тацуо свидетельствовали, что с момента своей отставки в октябре 1941 года вплоть до капитуляции Японии в 1945 год Коноэ стремился подготовить свою встречу со Сталиным. Дважды, летом 1943 года и летом 1945 года, Коноэ был готов вылететь в Москву для урегулирования отношений с СССР. Оба раза встреча откладывалась вследствие нежелания в ее проведении со стороны Сталина. Вместе с тем, миссии Коноэ в Москву всячески препятствовали и влиятельные политические силы в самой Японии — милитаристы из военного ведомства — генералы Араки, Ямасита, Койсо и другие из МИДа — во главе с атлантистом по убеждениям министром иностранных дел Японии Сигемицу.
Коноэ был геополитиком, который принимал во внимание во внешней политике географическо-терри-ториальные (пространственные) особенности держав. В этой части он был последовательным сторонником дружественных отношений с СССР. Однако, его беспокоила идеологическая экспансия СССР. Так, 14 февраля 1945 года состоялась аудиенция принца у микадо, в ходе которой Коноэ сделал императору доклад о «прокоммунистических симпатиях наиболее экстремистской части армейского руководства» (!). Озабоченный «спасением Японии от коммунистической революции», Коноэ роковым образом сомкнулся на последнем этапе Второй Мировой войны со своими злейшими геополитическими противниками из проамериканской атлантической клики политиков Японии во главе с Сигемицу. Этот путь привел принца после капитуляции его страны прямо в ставку Макартура, командующего оккупационными войсками союзников в Японии, с предложением сотрудничества против «красной опасности».