– Если бы я думал о ней, а не о собственных амбициях, если бы не торжествовал победу, потому что связал Гурах важным договором, то понял бы, насколько серьезна ситуация. Надо было отложить поездку, позвать доктора – он успел бы приехать до того, как у нее начались спазмы. Мне надо было быть рядом с ней, а я узнал о случившемся, пересекая пустыню.
– Почему ты так решил? – запротестовала Ливви. – Это всего лишь домыслы.
– Это факт, – рявкнул Саладин. – Я бы отвез ее в больницу.
– Вся медицина мира могла оказаться бессильной, – сказала Ливви. – Но ты этого никогда не узнаешь, потому что жизнь непредсказуема. Бывают ситуации вне нашего контроля. Храни прекрасные воспоминания о том времени, когда вы были вместе, но в них не должно быть горечи и самобичевания.
– Вот как? – горько засмеялся Саладин. – С каких пор ты стала экспертом в человеческих отношениях, моя маленькая заклинательница лошадей?
Ливви нахмурилась, услышав в словах издевку.
– Иногда со стороны легче увидеть проблему и оценить ее, – сдержанно заметила Ливви. – Полагаю, ты рассказал мне все это потому, что хотел услышать мое мнение.
Саладин и сам не понимал, зачем посвятил ее в свою тайну. Что толкнуло его раскрыть ей душу и темное сердце? Возможно, хотел пресечь нежность, закрадывающуюся в их ночной секс, хотя в самом начале предупреждал Ливви о нетерпимости к подобным эмоциям. Саладин горько сожалел о проявленной слабости. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Если бы он мог вернуть слова, Ливви оставалась бы еще одной анонимной женщиной в его списке. Однако внутренний коварный демон заставил его задать вопрос:
– Каково же твое мнение?
Ливви глубоко вздохнула. Чтобы ответить Саладину, ей требовалось мужество, которого она не ощущала, поеживаясь под его враждебным взглядом. Однако она верила, что жизнь надо прожить честно: смотреть опасности в лицо, а не прятать голову в песок. Саладин был шейхом процветающей страны, но иногда ему полезно выслушать человека, которого не смущает его статус и власть. Кто расскажет ему все, как есть, а не так, как он хочет услышать? Она покачала головой.
– Однажды ты обвинил меня в том, что я разрушила свою жизнь из обиды на предавшего меня человека. Ты был прав. Но не сделал ли ты то же самое из-за Алии?
Саладин зло прищурился.
– О чем ты говоришь?
Ливви облизнула губы.
– Не кажется ли тебе, что ты используешь смерть жены, чтобы оправдать разочарование в жизни здесь и сейчас? Она умерла вскоре после того, как вы поженились… – Ее голос прервался, когда она заметила сверкнувшую в черных глазах ярость, но Ливви заставила высказаться до конца. – Она была молода и прекрасна, и время не запятнало ваших отношений…
– Хочешь сказать, что все бы изменилось? – горячо возразил Саладин. – Любовь неизбежно заканчивается болью и разочарованием? Так на Западе представляют брак?
– Я совсем не это хочу сказать. Никто не знает, как бы все повернулось, – настаивала Ливви. – Жизнь нельзя предсказать. Для меня очевидно, что ты позволяешь сомнительному чувству вины тянуть себя назад.
– Моя вина не вызывает сомнений. Мне предстоит нести это тяжкое бремя до конца дней.
– Тогда это твой выбор, Саладин. Никто не заставит тебя думать по-другому, если ты сам не хочешь. – Ливви колебалась, потому что должна была произнести жестокие слова. – Возможно, тебя это устраивает. Твоя красавица жена умерла в расцвете лет, и никто не сможет равняться с ней, не так ли? Она остается для тебя образцом совершенства, потому что ты воздвиг ее на пьедестал. Ни одна живущая женщина не достойна сравнения с Алией.
В глазах Саладина вспыхнуло подозрение, и он кивнул.
– Ага, – прошипел он. – Теперь я понимаю.
Мрачная интонация насторожила Ливви.
– Что именно?
Он коротко засмеялся:
– Даешь совет ради своей выгоды? Разве не так?
– Боюсь, не понимаю тебя. Никогда не умела разгадывать загадки.
Саладин цинично скривил губы.
– Брось, Ливви, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Похоже, ты неплохо устроилась в Джазратане. Даже мои советники похвально отзываются о тебе: скромная, незаметная и очень трудолюбивая – полная противоположность расхожему мнению о европейских женщинах как о распущенных созданиях, прожигающих жизнь в клубах. Никто, кроме нас, не знает, что мы проводим ночи в сексуальных утехах. Под покровом темноты ты становишься другой – превращаешься в источник чистого наслаждения. – Он прищурил глаза, глядя на нее. – Наверное, тебе не хочется лишаться здешних привилегий. Разве тебе не нравится мой дворец и все, что вокруг? Может быть, моя маленькая девственница уже представляет себя будущей королевой Джазратана?
Ливви замерла. Слова Саладина ранили ее как пущенные в сердце стрелы. В то время как она хотела помочь ему, он извратил высказанный от души совет, решил, что она заботится о своем будущем, представил ее эгоистичной, коварной… дешевой.
– Как ты смеешь обвинять меня в цинизме? – задохнулась она.
– Представь, смею! – с вызовом бросил он. – Что с тобой, Ливви? Угадал?
Откинув волосы с пылающего лица, Ливви через силу выговорила: