Отклонение от нормы, или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные (книга первая)

Негромко стеная, с трудом забрался в ванну. Включил душ, начал отмываться. Снова судорога живота, потекла алая кровь. Я сел на дно ванны, и смотрел, как струйка крови вытекает из-под меня.

Кто-то вошёл. Я испуганно посмотрел: вошла мама, кутаясь в халат.

«Мальчик, истекающий кровью» — мелькнула мысль.

— Как у тебя дела? — мягко спросила мама, — не сиди на холодном, поднимись на корточки.

Я честно пытался подняться, но ноги скользили.

— Горе ты моё! — вздохнула мама.

У меня тут же надулись губы, а глаза наполнились слезами.

— Да я не в том смысле! — в сердцах сказала мама, — чуть что, плакать! Подожди, ещё не то придётся вытерпеть.

«Я понимаю, но именно сейчас мне плохо, в будущем — это в будущем» — думал я.

— Ну что, остановилась кровь? Что — то много из тебя течёт. Потому тебе так плохо. Подожди, я схожу, принесу тебе трусы-боксёры, напихаешь туда больше прокладок, и ляжешь на живот.

— Мама, неужели таку всех девочек? — прошептал я. — Каждый месяц?!

— У кого лучше, у кого хуже. Привыкнешь.

Мороз прошёл у меня по коже.

— Надо было оставаться мальчиком, а не влюбляться. Можно было избежать.

Я подумал.

— Наверно, лучше всё-таки естественно?

— Конечно лучше, обновляется кровь. Сейчас помоешься, попьёшь горячего чаю, и станет легче. День-два и восстановишься.

— А эти день-два?

— Посмотрим. Жди тут, — и мама ушла.

Я снова помылся, мягкой губкой тщательно оттёр засохшую кровь.

Мама принесла трусы, маленький халатик и полотенце. Подняла меня и, приказав крепче держаться, вытерла меня всего.

— Нельзя мне тяжёлое поднимать, может, папу разбудить?

Я отрицательно покачал головой.

— Видел он твою красоту, чего стесняешься?

— Не стоит будить весь дом, я ещё сам в состоянии двигаться.

— Тогда двигайся. Вылезай из ванны.

Я с трудом, но вылез, оделся и дошёл до кухни. Там мама налила мне чаю, и, сказав, что пойдёт, застелет мне кровать, оставила одного.

Чай сотворил чудо: в голове и в глазах прояснилось, мысль обрела чёткость. «Умираю, умираю!» — передразнил я сам себя. — «Лёгкое женское недомогание, и раскис».

Пришла мама, отвела в мою комнату.

— Ложись. Надеюсь, на сегодня всё.

— А завтра?

— Завтра будет день… — засмеялась мама. Засыпай, мой волчонок.

И я заснул.

— Саша.! Сашенька. Просыпайся, сынок. Просыпайся, девочка моя.

С трудом продрав слипшиеся глаза, я увидел озабоченное мамино лицо.

— Все уже встали, собрались ужинать, ждём тебя. Что у тебя с глазами?

— Они опухли от слёз.

— Не время шутить. Ты идёшь в школу?

— Иду, мамочка, ученье — свет.

— Поднимайся тогда, а то опоздаешь. Больше ничего не было?

— Не знаю пока, я бы ещё спал.

— Да, надо было тебя отпросить.

Я тут же вскочил, напугав маму.

— Не надо меня отпрашивать! Сейчас я, быстро!

— Ты что испугался?

— Так ты начнёшь объяснять, какой у меня недуг! На всю школу!

Мама рассмеялась: — Нашёл секрет! Всё равно шила в мешке не утаишь.

По твоему испуганному лицу всё видно!

— Ещё и лицо испуганное!

— Иди скорее, умывайся, оно ещё и опухшее, глаз не видно!

Я сбегал в туалет, проверил прокладки. Так и пойду! Только сменю на свежие. А то в школе приспичит… щёки и затылок заморозило. Памперсы бы! вот спасение! Маму, что ли попросить купить, в школу ходить. В туалет ходить не надо. Ну тебя, Сашка! Выдумаешь тоже! Зато зимой, хоть в юбке ходи, ничего не отморозишь. Эту идею надо обдумать. В критические дни точно протечек не будет, а то сидишь на уроке и… мама родная!

Как девчонки выкручиваются? Надо спросить, у мамы что-то неудобно, вон сколько советов надавала, не унести.

Почистив зубы и умывшись, критически осмотрел своё лицо. Вид бледный, но не страшный, лицо круглое, круги под глазами. Сойдёт.

Семья уже собиралась уходить.

— Я тебе наложила каши, на столе стоит. Поторопись, — чмокнула меня мама в нос.

Я быстро, давясь, съел давешнюю гречневую кашу, и, начав одеваться, слегка задумался, имею ли я сегодня право на мальчишеский костюм?

Надеть что-то среднее, или скаутскую форму?

Один в форме? Нет, не стоит выделяться, сразу пойдут расспросы. Они всё равно пойдут. Девчонок не обманешь, вчера не зря спросили, наверно. Что-то они чувствуют, волчицы!

Бежать до школы я не стал. Недомогание сказывалось, потеря крови — дело нешуточное. Даже одышка появилась. Мама дала с собой гематоген, надо воспользоваться, пожевать. Ещё бы чаю.

Саша ждал у входа. Я замедлил шаг. Странно, но я не хотел с ним сейчас встречаться.

— Саша, ты чего? — удивлённо-испуганный взгляд отрезвил меня. Это же Саша! Я сходу уткнулся лицом ему в воротник и замер. Он поднял мою голову, и поцеловал глаза.

— Прости, Саша, у меня была страшная ночь, — прошептал я.

— Я знаю, — тихо ответил Саша, — мне мама всё объяснила. Я знаю теперь, как это бывает.

— Пока не прочувствуешь, не поймёшь, — вздохнул я.

— Это да. Но представить — то можно.

— Представить? — прыснул я, — представить можно!

Я достал гематоген и разломил надвое: — вот, представляй!

— Зачем мне гематоген?

— Представь, что потерял стакан крови.

— Саша… тебе нужнее, — он побледнел, — правда, столько?

— Я не замерял, но, судя по следам… ты бледнеешь! Неужели действительно представил?

— Да, Саша, мне стало за тебя страшно.