Открой глаза, Фемида!

– Нет, если на него звонили при мне, то Виктор Николаевич всегда махал рукой, чтобы я скорее вышла из кабинета. И отвечал, только когда оставался один.

– Но что-то вы слышали?

Софья Андреевна кивнула.

– Имена называл?

Она снова кивнула.

– Что же вы все молчали? – не выдержал Владимир Васильевич. – Он же вас не просил молчать об этом?

– Не просил, – ответила секретарша, – он даже не знал, что я стою рядом, он находился в гараже, дверь туда была приоткрыта, а я случайно проходила мимо. Виктор Николаевич сказал кому-то, что его купить нельзя и он никому ничего не должен.

– Он так и сказал, никому ничего?

Софья Андреевна не ответила, но смотрела на Высокова так внимательно, дословно пыталась определить, можно ли ему доверять, и наконец произнесла:

– Нет, он сказал не так. Дословно прозвучало: «Я тебе, Карен, ничего не должен. И купить меня даже не пытайся».

– Вы догадываетесь, с кем он беседовал?

– Я могу лишь предполагать.

– Не помните точно, когда состоялся этот разговор в гараже?

– В субботу, двадцать седьмого марта.

Высоков задумался: то, что рассказала сейчас его секретарша, очень походило на правду: двадцать шестого марта судья Кочергина освободила Качанова из-под стражи, и на следующий день он позвонил генералу Корнееву и что-то требовал от него. Виктор Николаевич отказался иметь с ним дело. Но откуда тогда преступный авторитет знает номер Корнеева, который тот скрывает ото всех? И не просто знает, но и звонит на него.

– Чайку мне приготовьте, если не трудно, – попросил Владимир Васильевич, – а лучше кофе.

Оставшись один, он тут же позвонил Бережной по полученному от нее аппарату и рассказал ей все, что узнал только что, продиктовал номера оперативных машин, которые следили за ним, и номер телефона Корнеева сообщил, указав дату предполагаемой связи генерала полиции и опасного преступника.

Потом он пил кофе и беседовал с Софьей Андреевной, пытаясь понять, так ли она предана генералу, как тот ненавязчиво утверждает.

– Вы часто бываете в доме Корнеевых? – спросил он.

– Летом они перебирались за город, и тогда я там жила постоянно, это удобно было, потому что он ехал на работу и брал меня с собой, и обратно мы возвращались вместе. На выходные они разрешали мне сына туда брать. Сын учился в кадетском училище, всю неделю в казарме.

– А зимой?

– Зимой они в городе и я тоже. Но все равно бывала у них часто: Ирина Петровна совсем не умеет готовить.

Владимир Васильевич задавал эти вопросы машинально, даже не понимая, зачем он это делает, как будто внутри него сидел какой-то незнакомый ему любопытный человек, отнимающий у него время, мешающий заняться чем-то более важным, но далеким и остающимся непостижимым, как расплывающиеся очертания облаков.

– У вас ничего не случилось? – вдруг спросила Софья Андреевна.

– А почему вы спрашиваете?

– У вас такое лицо сегодня с самого утра, как будто вы потеряли близкого человека.

– Спал сегодня плохо. Давайте все-таки работать.

Но работать не получалось. Он думал о Насте, каково ей там среди бандитов, зная, что теперь ее жизнь зависит лишь от него и она может надеяться только на него. Потому что больше не на кого…

Позвонил Сперанский.

– Хочешь анекдот расскажу? – предложил Николай Степанович и, не дожидаясь ответа, тут же продолжил. – Немного циничный, но… Ладно, слушай. Один судья ходил на работу в мантии. И со спины его все принимали за женщину и один раз даже обесчестили…

– Все? – не выдержал Высоков.

– Нет, это только завязка…

– Давайте в другой раз.

– У тебя голос какой-то сегодня усталый. Понял: завтра заседание по важному делу… Понимаю. Но ведь других дел у тебя в производстве пока нет. Так отправляйся сейчас домой, отдохни… Работа у нас нервная, а потому надо почаще отдыхать и относиться ко всему с юмором. Так давай все-таки дорасскажу анекдот… Значит, насильника задержали, но дело было закрыто согласно статье 76 УК. То есть лицо, совершившее преступление, может быть освобождено от ответственности, если оно загладило причиненный вред…

– Там сказано: «Если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный вред».

– Да что я не знаю, что ли! Но так ведь смешнее.

– Что-то мне не смешно.

– Езжай домой! Какой-то ты сегодня некомпанейский.

Он возвращался в квартиру, где его никто не ждал. Ехал в машине, не замечая полыхающего яркой зеленью лета, и считал часы. Еще полдня, ночь. Потом утро, еще полдня… И что после этого? Жизнь, возможно, кончится. Не его жизнь, но самого близкого и любимого человека. Она оборвется, и тогда все закончится и для него.

– Опять ваш сосед за нами увязался на черном «тахо», – произнес Анатолий. – Что ему от вас надо?

– Это не сосед: это моя охрана на пару дней.

– Понимаю. Завтра будете паковать Каро Седого? Весь город ждет.

– Так уж и весь?

– А как же, спокойнее всем будет. А я уж думаю, что за «тахо»?

– Откуда такая наблюдательность у вас?

– Так опером семь лет отпахал, а там надо было быть внимательным и все замечать. Но потом жена взбунтовалась, мол, тебя дома сутками не вижу, и зарплата у тебя копеечная, и помощи по дому от тебя никакой…