Открой свое сердце

Николай Иванович снял трубку, поднес ее к пылающему от сна уху и, взглянув на часы, глубоким ровным голосом произнес:

— Кристина?!

7

Кристина заснула только под утро, когда за окном уже начинало светать. Она смотрела сквозь раздвинутые шторы на ночную Москву. Как хотелось ей раньше повидать мир, а Москва для нее была верхом мечты. Может, из-за закрытости прежней России, в связи с чем и сам город, и страна были окружены особой непостижимой тайной.

Такси доставило ее к подъезду. Она вышла из него и торопливо поднялась к себе. Кто бы мог подумать, что она решится на такое? Просидеть в доме мужчины целый день, как глупенькая, только вырвавшаяся из-под родительского крылышка, влюбленная по уши девчонка! Она взглянула на часы и поспешно подошла к телефону. Надо сообщить о своем прибытии. Сердце ее дрожало, и палец непослушно попадал не на те кнопки аппарата. Ей было стыдно и страшно. Стыдно из-за своего непродуманного импульсивного поведения, а страшно из-за одиночества и пустоты, царивших в доме.

— Я приехала, господин Седых, — сказала она подавляя волнение. — Благодарю вас за участие…

Ей ужас до чего не хотелось прерывать разговор. Ей хотелось прижать к груди этот милый глубокий голос и держать его там упрятанным в телефонную трубку, словно птичку в клетке. Казалось, если она не повесит трубку, то голос Николая Ивановича, подобно джинну в сосуде, никогда не сможет вырваться на волю и улететь от нее. Но она не смела задерживать его более, чувствовалось, как он устал.

— Я очень рад был видеть вас, — сказал Николай, и Кристина, прикрыв набухшие от подступивших слез глаза, тихо поблагодарила:

— Спасибо. И все же… — она хотела сказать, как ей неудобно за свое поведение, но передумала. — Спокойной ночи. — Она заставила себя произнести последнюю фразу, после которой уже просто была вынуждена повесить трубку.

«Спокойной ночи», — все еще звучал в ее ушах голос Николая Ивановича, но она отказывалась верить тому, что на сегодня их общение прекратилось. Она встала у телефона и, словно гипнотизер, пыталась заставить его позвонить.

«Ну, пожалуйста, набери мой номер, — умоляла она мысленно бесчувственный аппарат, — позвони, скажи хоть что-нибудь, я буду рада любой мелочи. Даже молчанию в трубку». Но все оказалось бесполезным. Телефон молчал, и Кристина пошла в душ. Но даже там она оставила дверь открытой настежь. «Мне очень плохо было, я даже дверь открыла, когда тебя ждала…» — звучала ночная музыкальная волна включенного приемника.

Переодевшись в шелковый пеньюар цвета морской волны, Кристина взяла с полочки ночной крем и стала аккуратно снимать с уставшей кожи макияж. Она вглядывалась в свое лицо. Молодая, все еще прелестная и нежная кожа матово светилась в полумраке. Кристина стала разглаживать пальчиком едва наметившиеся тонюсенькие морщинки. Время идет неумолимо и играет явно не в пользу женщины. Она хотела быть любимой, но больше этого она хотела любить. Она давно разучилась испытывать сильные страстные эмоции. «Женщинам не нужна никакая свобода! Свобода — это тюрьма, это несчастье, это отсутствие несвободы, столь желанной для каждой женщины — «несвободы любви». Я хочу быть в его власти», — с отчаянием думала Кристина и смотрела, как из уголков глаз стекают невольные слезинки.

Николай не позвонил, чего, впрочем, и следовало ожидать. Она думала о русском мужчине, так внезапно вошедшем в ее жизнь, о совместных деловых проектах, о том, как изучающе смотрел на нее Николай на лестничной площадке его дома у запертой двери. Как она чуть не разрыдалась от бессилия. А потом она вдруг увидела его спящим. В широкой накрахмаленной постели. И ей стало горько, никогда он не будет ласкать ее тело. Никогда он не сможет преодолеть ее принадлежности Каролю.

Впервые Кристина подумала о муже, как о чем-то лишнем в ее жизни, мешающем ее счастью, с чем необходимо было расстаться. Неважно, что последует за этим. Неважно, сколько это будет стоить и как на это посмотрят люди. Ничего не важно, даже то, останется она с Николаем или нет. С Каролем необходимо расстаться, и как можно скорее. Кристина вспомнила с содроганием безобразное состояние мужа в гостях у Петра, записку в его кармане, запах женских духов, исходящий от его носового платка. Боже мой, как ей все это опостылело! Хорошо еще, что сын в тот раз уехал раньше, так и не застав отца в невменяемости пьяного угара.

Наложив на лицо маску, она ушла в спальню.

Ночная лампа тускло освещала комнату, обставленную итальянским спальным гарнитуром. На стенах висели модные акварели, приобретенные ее отцом на аукционе. А рядом висели акварели, которые выбрала она сама на Арбате. Они были недорогими, но, на ее вкус, прелестными. Размытые дождем пейзажи московских парков успокаивали растревоженную душу. «Кусково» — голландский ландшафт этого сада напоминал ей родительский сад. Прямые линии дорожек, прелестные клумбы, коротко стриженная травка и аккуратные кроны деревьев…