Откровение

Мы приехали немного раньше, сидели, ждали Митю. Мы увидели, я знала, откуда он приедет, где он живет, как подъезжала его Maserati. Она подъезжала очень медленно. Как только мы понимаем, что Митя сидит в машине и не выходит, оценивает ситуацию вокруг, то этот мальчик-«охранник» выходит, открывает заднюю дверь, подает мне руку, практически меня вот так нежно, как баронессу, вынимает, я иду вперед, ровно в трех метрах от меня идет «охрана», а Митя это все видит.

Мы вошли в вестибюль. Я села в кресло, а моя «охрана» с отсутствующим видом занимает место в трех метрах от меня. Сердце мое трепетало, волновалось и выскакивало из груди (мы долго не виделись) от страха и волнения. Я интуитивно понимала, что у меня есть только одна минута, что главное – не заговорить, что ни на какие вопросы не надо отвечать, сказать только одну фразу и на этом закончить. Иначе я ничего не добьюсь.

И вот я сижу в этом кресле. Входит мой самый любимый человек на земле. Более любимого человека у меня никогда не было, и не знаю, будет ли. Это мой сын. Он садится в кресло напротив. И я, как в кино, повторяю актерскую фразу: «Итак, если через столько-то времени у меня не будет такой-то суммы, я иду в полицию». Встаю и выхожу. Все было сделано… Он вскакивает: «Послушай, я хочу кое-что сказать». И вот это, конечно, для меня тяжелейшая ситуация, потому что я все равно ухожу. Но ухожу не как Наташа, а как актриса Наталья Андрейченко, сыгравшая роль. Выхожу, за мной выходит «охрана». Мы садимся в машину и уезжаем.

И Митя возвращает часть денег и опять от меня скрывается. Я делала все для того, чтобы мы помирились. Я ждала, ждала, ждала, ждала до 17 мая, ничего не дождалась, пошла к прокурору и подала заявление, потому что этот урок от матери нужно было завершить. Вы прекрасно понимаете, что когда ты подаешь заявление прокурору, то ты всегда можешь взять его обратно. И это было моим планом: научить и показать – брать то, что принадлежит не тебе, противозаконно, что я и сделала. Но потом, как только ты входишь в какую-то игру или связываешься с темными силами, то оттуда выскочить уже совершенно невозможно. Адвокаты только тянули деньги, растягивали время. Это было безумие, это было преступление, адвокаты взяли больше, чем я получила. Точно так же эти адвокаты ограбили Митю. Теперь они уже грабили нас обоих. Это был такой ужас, столько слез, три года потерянного времени, энергии, здоровья и жизни. Единственное, чего я хотела, – наладить с Митей отношения, потому что я его просто любила.

А потом Митя начал вступать в права наследства после ухода Максимилиана. Ему должны были отойти земли австрийского поместья, нашей великой горы. И земли эти сразу же были опечатаны, но уже новыми австрийскими адвокатами, которых пришлось нанять в дополнение к швейцарским. Все было опечатано, все было заморожено до суда в Швейцарии. Я, конечно, не собиралась отбирать земли. Мы оба теряли огромные деньги каждый день, каждую неделю, каждый месяц. Мне бы так хотелось, чтобы все меня услышали: «В войне нет победителей!».

Боже… И опять я должна поклониться мудрости моего друга Альфреда Валя, магистра, или Пинки. Он позвонил мне. Он не раз спасал Митю. Он много раз звонил Максимилиану, много раз умолял его продолжать оплачивать образование, даже когда Митя пропускал лекции в университете. Он просто потрясающий человек. И он позвонил мне и сказал:

– Макс ушел. Я чувствую себя как отец для Мити и не могу допустить продолжения этой ситуации. Ты мне позволишь позвонить ему?

– Конечно, Пинки, позвони!

– Я должен положить конец этой ужасной истории.

И вы представляете, он звонит Мите, договаривается с ним и вызывает в Австрию.

И с этого момента начинается другое чудо. Просто другое чудо совершенно, когда Пинки начинает вести дело. Я в первый раз поняла, как миллиардеры совершают сделки. Но самое неожиданное то, что это было очень похоже на мой поступок в Лозанне. Просто невероятно. Он посадил рядом нашего общего с ним адвоката Стефана и говорит: «Ни одного слова никто из вас не произнесет, и меня никто перебивать не будет. Говорить буду только я. У меня есть 5 минут. Если будет больше 5 минут, мы проиграли, ничего не будет».