Откровение

В Кареште она отдыхала душой. И любовалась архитектурой. И наслаждалась акустикой каменных галерей; просторных залов с прорезными кружевными стенами; своей студии, где живые инструменты соседствовали с синтезаторами, а аппаратуры было как бы не больше, чем в оперном театре Сидены. А еще ей нравилось подниматься на крышу главной башни, на самую высокую точку Карешты, к подножию каменного, украшенного самоцветами креста, и петь вместе с ветром, который никогда не умолкал там, наверху.

Поклонники её не донимали. Присылали цветы, открытки и письма, какие-то милые мелочи — все то, что в Сидене приходило к ней через руки пиар-отдела «Хадара», просеянное сквозь мелкое сито, сочтенное безопасным, необременительным и достойным ее внимания. Здесь пиар-отдела не было, зато был Вольф, который велел людям и вампирам не доставать ее, был отец Артур, который попросил людей и вампиров вести себя сдержанно в отношении знаменитой гостьи, и была Ойхе…

Ойхе…

Вольфа Анжелика отлично знала, не любила, не боялась и видела насквозь; отца Артура уважала, не понимала, но полюбила всей душой; а Ойхе оставалась загадкой. Анжелика встречалась с ней в Сидене, они виделись на балах и приёмах, княгиня неизменно находила для нее несколько теплых слов, отдавала должное таланту, и держала так далеко от себя, что Анжелике казалось, будто она чем-то обидела прекрасную госпожу Эсимены. А потом она поняла, что и сама также непонятна для Ойхе, пришедшей в Ифэренн с Небес, прямо из обители ангелов. Она была человеком, одаренным ангельской музыкой. Как к ней относиться? Как принять ее? Как закрыть глаза на несовместимость природного и сверхъестественного?

На кого другого Анжелика бы обиделась. Но обижаться на Ойхе?.. Как? Княгиня вызывала лишь восхищение и восторг, и даже очень постаравшись, даже приложив все усилия, Анжелика не нашла бы в себе иных чувств. Она мечтала когда-нибудь спеть партию Ойхе в опере, которая будет написана об их с Вольфом встрече, о битве с Тенгером и Моартулом, о любви и победе, и спасении от князей. Впрочем, мечтая о роли Ойхе, Анжелика помнила, что в этой истории у нее тоже ключевая роль. И ее-то, кроме нее, никто не споёт. Получалось, что не сближаться с Ойхе — лучшая стратегия. Если они никогда не окажутся вдвоем в одной сцене, можно будет взять на себя обе партии.

Она знала, что ей не хватит времени, чтобы из дружелюбной вольницы Трассы, от здешнего безусловного равенства, опирающегося на право силы, от охотничьего лесного приволья захотелось вернуться к комфортной жизни в столице Эсимены. Перезапись музыки в Пентаграмме — дело недолгое, а из Карешты в Пески и обратно Вольф доберется максимум за трое суток. На Карле, небось, за день доехал бы, что им двоим двенадцать тысяч километров по Трассе? Но Карла пришлось оставить в Кареште — того узнал бы любой демон, даже самый безмозглый. Так что Вольф купил машину в мастерской на границе тийра, и на ней отправился в путь.

— Даже не выбирал, — рассказывал Гард, который на своем оорогском танке отвез Вольфа в мастерскую. — Выбрал первую попавшуюся, которая на ходу, и поехал. Километров пятьсот сразу выжал, в первые две секунды.

Это Анжелике было неинтересно. Ей не было интересно ничего в обычной жизни обычного вампира, которым Вольф притворялся большую часть времени. И ничего в обычной жизни человека, которым Вольф притворялся, когда не притворялся вампиром. А ангела в нем она ни разу и не видела. Услышала один раз, когда он перестал притворяться изнутри, остался человеком лишь внешне. Спела для него эту музыку, и… всё.

Нет, не всё. Кому и зачем врать? Музыку, сравнимую с этой по красоте и гармонии, Анжелика слышала один-единственный раз. В детстве. Когда увидела ангела во всей мощи и красоте, смертельных для разума, невыносимых для зрения и слуха. Сейчас она могла бы сказать, что в тот день, двадцать лет назад, видела музыку. Видела, а не слышала. А тогда потеряла способность говорить. Надолго. И научилась петь. Потому что держать увиденное в себе, значило сойти с ума, обезуметь, как все другие, кто был с ней и видел то же, что и она, слышал то же, что и она.

Вольф пощадил ее, позволил только слышать себя. Ну, спасибо за заботу! Анжелика не чувствовала признательности. Она стала собой потому, что однажды увидела ангела. Она даже думать не хотела, как сложилась бы ее жизнь, если бы не тот страшный день, когда в город ворвались жэрцы, и небо раскололось, чтобы спасти людей. Зато теперь, услышав музыку Вольфа, она хотела узнать, что станется, если увидеть ангела снова.

Злилась на него, но берегла каждый звук, хранила в памяти — и в сердце, и в разуме. В любой миг могла спеть его душу.

А на следующий день после отъезда Вольфа в Пески, Ойхе прислала ей приглашение в гости.

— О музыке он знает всё, — так сказала Ойхе. — Это понятно, он же сам — музыка. Но о тебе не знает ничего, не так ли? Совершенно не представляет твой истинной ценности. Считает тебя просто инструментом, который можно использовать для извлечения звуков.