Откровение

Змей и Элис пригласили его в гости. В свой замок — не только люди живут в замках, феи тоже. На свою землю. У фей, в отличие от людей, сохранился феодализм, и у них понятие «своя земля» не ограничивается десятком гектаров вокруг дома. Вообще, не ограничивается территорией. Своя, означает — та, где ты полновластный хозяин над жизнью, смертью, временем и всем живым, одушевленным и неодушевленным. Когда феи приглашают в гости, людям надо отворачиваться и бежать в другую сторону как можно дальше. Но если ты потомок… в общем, ясно, да? Ты всё делаешь, не как люди. Поступай фон Нарбэ как люди, откуда бы взялись странности, прославившие семью на весь Рейх?

Так что фон Нарбэ бывали гостями фей не реже, чем феи наезжали к ним с дружеским визитом, и в приглашении не было ничего странного. Дитрих был уверен, что в нем нет ничего странного, пока Змей не уточнил:

— Надо кое-что обсудить. Для тебя это вопрос жизни и смерти. Если откажешься приехать, точно выживешь. Так как, ждать тебя?

Ну, и кто бы тут смог отказаться?

* * *

С известием о том, что Анжелика собралась пожертвовать собой ради его спасения и гибели одного из тварных миров, Гард пришел к Зверю. Хорошо, что не к Артуру. От Артура неизвестно чего ожидать. Гард так и рассудил.

Еще хорошо, что Анжелика и не подумала держать свое намерение в тайне от мужа. Советоваться с Гардом она, разумеется, не собиралась, просто поставила в известность, но это куда лучше, чем выбрать для себя участь хуже любой смерти и никого об этом не предупредить.

Ойхе, например, ни словечком не обмолвилась о том, что промыла Анжелике мозги. Промывание мозгов само по себе интереса и не представляло, лягушонка в коробчонке была золотым сгустком самовлюбленности и гордыни, ее с любой стороны можно брать, в любую сторону посылать, и это даже минимальных способностей к манипуляции не требует. Младенец справится. Но о том, что их бегство из Ифэренн будет стоить Анжелике души и жизни, Ойхе могла бы предупредить. Не дело это — целиком брать на себя ответственность за погубленный осаммэш. Такой ношей надо делиться. Результат, правда, был бы тот же, но делиться все равно надо.

— Я ведь все равно узнал бы, — сказал Зверь, — об этом знал бы любой и здесь, и в тварных мирах.

— У тебя достаточно рациональности и умения быть признательным, чтобы принимать жертвы.

Тут Ойхе была права. Она очень мудрая, очень красивая, бесконечно мудрая и красивая женщина, недооценившая рациональность ангела, не слишком умного, но отлично умеющего считать. Уничтожение осаммэш нецелесообразно. Ни при каких обстоятельствах. Да, к тому же, тут ведь стоит начать… Анжелика — первая, а кто потом? Кукушата? Университетские коллеги? Какие-нибудь люди и нелюди, которые еще и не родились?

Никто не живет ради того, чтобы умереть.

Ойхе поняла и это тоже.

— После казни не останется ничего, Волчонок. Не останется тебя. Ты знаешь, как стирают душу?

Разумеется, он знал. Спросил однажды у Эльрика. Тот подтвердил лишь, что да, будет больно. Но Эльрик — шефанго, его родной язык — зароллаш, и интонации в одном-единственном коротком «да», сказали больше, чем любые слова, которые нашел бы человек.

Никакая это, между прочим, не казнь, а экспериментальная технология. Новаторская. Даже, можно сказать, инновационная. Потому что души обычно не стирают. Их отнимают или поглощают. Еще убивают, но последнее — тоже исключительное явление. Убить душу может только Звездный, и лишь свою собственную. В смысле, чтобы стать Звездным, надо самому себя прикончить, притом в бою. Небанальная задача, если ты не Эльрик де Фокс.

— Дрегор умел любить, — сказала Ойхе. — Души у него никогда не было, только Санкрист. Значит, возможно, сам меч несёт в себе что-то… — и покачала головой, — кого я обманываю? Он пуст. Боль в пустоте, вот во что ты превратишься, приняв Санкрист. Все думают, что если у Дрегора была личность, если он жил, менялся, любил, ненавидел, чувствовал, то и ты когда-нибудь заполнишь себя. Но ты не сделаешь этого. Тебе будет слишком больно. Всегда.

— Поэтому фейри меня родственникам и не сдали. Чтоб мне не на ком было оттянуться, когда появится возможность. А теперь всё как надо: мстить некому, злиться не на кого. И демоны ни до кого не домотаются, — Зверь не знал, как ее утешить. Он так боялся, что вообще не мог думать. Мысли будто остекленели, и стекло грозило в любой момент разлететься на осколки. Оставалось реагировать на очевидные факты очевидными фактами. — Скажи Артуру, пусть отдаст мои записи по двоедушцам Эльрику. У меня там на полноценную монографию набралось, в Удентале с руками оторвут.

* * *

Гард не собирался обсуждать с Анжеликой ее решение. Анжелика же с ним его не обсуждала. Гард собирался отнять ангу, с помощью которой она хотела уйти из Карешты прямиком в Пентаграмму, саму Анжелику сунуть в багажник «игваля», запереть и подождать, пока Вольф с Ойхе смоются на Небеса, или куда там они собирались.

Вольф посоветовал мешок. Крепкий. А еще веревку. Сунуть Анжелику в мешок, мешок завязать веревкой, и только после этого — в «игваль».