Откровение

— Хочет с тобой познакомиться, — ответил Быстрай, так, словно это разумелось само собой, — кто из нас психиатр, а? Ты на нее глянь, все же сразу ясно.

— Я, — тихо произнес Зверь, — не люблю. Когда мной. Интересуются левые люди.

— Она-то об этом не знает, верно? — Быстрай ухмыльнулся, — думаешь, твои кровники с Периферии отыскали тебя в метрополии?

Это была легенда, и придумал ее не Зверь. Быстрай придумал и поверил в собственную выдумку. При том, что правду от него никто не скрывал. Версия Быстрая от правды не слишком и отличалась. Ну, превратился другой мир в Периферию освоенного космоса, а семья, разыскивающая блудного сына — в одержимых местью представителей враждебного клана. Суть-то поймана верно: ищут давно и не могут найти. А кто ищет, зачем ищет, какая разница?

Зато история, изобретенная Быстраем, включала в себя элементы шпионского боевика, много кровной мести и всю романтику Периферии, какая только была доступна обитателям метрополии. За четыре года осмысления и дополнения версии, Зверь превратился в глазах генерала в беглеца-одиночку, единственного выжившего из целого клана военной аристократии. То, что он стал ученым, Быстрай объяснял просто: это понадобилось Эльрику. Как только Зверь выполнил все свои обязанности как ученый, Эльрик отпустил его обратно в военные. Почему к готам, а не в Харар? Потому что Эльрику виднее.

«Ярл лучше знает», — это был универсальный ответ генерала на многие непростые вопросы. Зверь по-первости даже завидовал ему. Потом взглянул на себя со стороны и понял, что придерживается схожей жизненной позиции. Если Эльрику что-то нужно, это лучше сделать, причем именно так, как нужно Эльрику.

Никакой магии, кроме «человеческой». Эльрику это нужно. И Зверю нужно. И Эльрик знает, что это нужно им обоим. Так зачем же он напомнил о правилах?

Он спиной почуял, как девушка приблизилась. Обернулся снова.

Бокал и сумочка остались на ее столике — так она давала понять, что не хочет навязываться. Уже хорошо.

И она приятно пахла.

Зверь аж сам себе не поверил. Ему понравился запах этой женщины, не парфюм, а запах ее тела. За духами почти неразличимый.

Короткий взгляд на Быстрая показал, что генерал ничего особенного не почуял. Незнакомке он улыбнулся, как улыбался бы любой молодой и симпатичной женщине — сверкнул зубами, глазами, серьга в ухе плеснула тяжелым золотым бликом. Цыгановатый, чубатый, с экзотичным харарским загаром — как перед ним устоять?

Девушка ответила на улыбку явно из одной только вежливости. И сразу перевела взгляд обратно на Зверя:

— Здравствуйте, доктор фон Рауб. Я Тауна Фатур. Мне очень нужно поговорить с вами.

Ей было нужно. Очень. Для нее это был вопрос жизни и смерти.

Сильные чувства, страх на грани отчаяния и такая же отчаянная надежда. Идеальное дополнение к запаху.

Зверь, с тех пор, как покинул клинику Тройни, не встречал людей, которым грозила бы смертельная опасность. В клинике таких тоже не было, но там попадались пациенты, считавшие себя умирающими. Не в отделении душевных болезней, что характерно. И не в травме.

Госпожа Фатур полагала, что находится в опасности и что ее жизнь зависит от согласия Зверя поговорить с ней. Второе не соответствовало действительности. Первое, скорее всего, тоже. Но она-то боялась по-настоящему, и это притягивало к ней едва ли не сильнее, чем ее запах.

Так не должно быть.

Подразумевалось, что разговор, если он состоится, требует приватности. Страх и запах на приватности прямо-таки настаивали. А согласие на разговор подразумевалось как бы само собой. Нельзя же просто взять и оказаться поговорить с женщиной, нуждающейся в помощи. С женщиной, привлекательной в самом очевидном смысле.

В самом неприемлемом смысле. Потому что тому, у кого нет никакой физиологии, не должно быть дела до феромонов.

— Я слушаю, — сказал Зверь.

— Здесь? — госпожа Фатур недоуменно огляделась.

— Там, — Зверь взглядом указал на ее столик. — Здесь не слишком удобно.

Столик тоже никак не годился для разговора тет-а-тет. В баре «Гётрунга» всегда хватало людей. Здешнее утро было вечером для гостей из Сармессера — материка, расположенного западнее Ям Собаки и Айнодора, здешний день — вечером для пилотов, живущих к востоку от Великих Западных гор, ну, а здешний вечер — как вот сейчас — был просто вечером. Для всех, кто жил к западу от гор и к востоку от океана.

Тауна Фатур могла отказаться.

Было бы лучше, если бы она отказалась. Нельзя соглашаться на предложения демонов, даже если это ангелы…

А что бывает, если на предложение соглашается демон? Или ангел?

Зверь задумался, было ли его «я слушаю» согласием. Понял, что случайно или инстинктивно, передал возможность согласиться или отказаться госпоже Фатур, и теперь она стояла перед выбором и перед возможной опасностью.