Он старался говорить сильным мужественным голосом, рядом все-таки испуганная женщина, но чувствовал как его трясёт, словно черт грешника. Почему никто не сказал, что, между небом и адом нет чёткой границы, как нет между днём и ночью! Есть сумерки, есть рассвет, в аду отыскался Иаред, даже Вельзевул помог… кто бы подумал!.. Зато здесь врагов как собак на попелище. Вот тебе и небо!
Калика напряг и распустил мышцы.
— Идти? Да мы пронесёмся как стая волков с крыльями! Как стадо бешеных туров по льду!.. От этого хехалота камня на камне…
Томас спросил внезапно:
— Но как ты догадался, что нам являли только призрак Ярославы?
— Потому что её облик принимал мужик, — сказал Олег с отвращением. — Это же надо! Дурак. Ты ж сам видел, как одевалась «Ярослава». Видел? Ну-ну. Ничего не заметил подозрительного?
Томас подумал, вспоминая, помотал головой:
— Нет.
— Гм… Ну, ничего, свою женщину и не надо знать слишком… хорошо. Просто знай, что ни одна в мире не одевает свитер или рубашку как мужчина. Ты ж видел, та фигура сперва сунула руки в рукава, а потом быстренько просунула голову в разрез рубахи. Это чисто по-мужски! Чтоб сразу нырнуть и тут же вынырнуть, пока никто не успел подкрасться, ухватить… А женщина когда одевается, то сперва засунет голову, а потом в таком виде, как страус с головой в песке, долго барахтается, просовывает руки в рукава, ни черта не видя вокруг.
Томас смотрел изумленно:
— А что такое страус?.. Прости, я хотел спросить, ты прав… теперь и мне это понятно. Но ты лишь по одному признаку…
Калика удивился:
— По одному? Да их тысячи! К примеру, когда вдевал нитку в иголку. Мужчины иголку держат неподвижно, а суют в неё нитку, а женщины как раз нитку держат неподвижно, а надевают на неё ушко иглы. Ну, а когда стало ясно, что он не женщина вовсе, то стоило взглянуть на тень ещё разок, чтобы я знал его рост, вес, возраст, болезни, цвет глаз, имя, дурные привычки, размер обуви, длину ногтей, размер печени… Ну, идем?
Вместо Томаса ответила Ярослава. Голос её был чистым и сильным:
— Летим! Ты прав, святой волхв. Хоть меня здесь не истязали, но разлучили!
Меч Уриила не исчез, лежал на выжженном пятне, оставшемся после хозяина, и Ярослава подняла его с лёгкостью. Высокая, сильная и полная языческой силы, она показалась Томасу чем-то похожей на ту всадницу, что так вовремя помогла добить дракона.
— Вперед!
В помещении полыхнуло чистым радостным светом. Дальняя стена исчезла, а на том месте вспыхнул бело-оранжевый огонь. Он не слепил, но Томас ощутил, что ярче нет ничего на свете. Прогремел неспешный величавый рокот, Томас потрясенно различил в нём слова. Хотя мог поклясться, что он сам вычленяет слова из грохота, лёгкого дрожания пола и стен, бликов огня:
— Не стоит… Вы уже разнесли всё, что нужно.
Томас мгновенно закрыл Яру широкой спиной, Зу-л-Факар угрожающе нацелился остриём в сторону огня. Калика перехватил посох по-боевому. Ярослава с мечом Уриила встала рядом с Томасом.
— Кто ты есть? — потребовал Томас дерзко. — Я не вижу твоего герба, не вижу девиза, посему разговаривать буду как с простолюдином!
Огонь вспыхнул чуть ярче, но даже подозрительный Олег не уловил угрозы. Голос ниоткуда, огромный и мощный, наполнил все здание хехалота:
— У меня много имён… Но ты можешь, доблестный сэр Томас Мальтон из Гисленда, называть меня просто Творцом.
На Томаса словно гора обрушилась, ударилась о шлем и железные плечи, но устоял, и гора рассыпалась на мелкие камешки. Дрогнувшим голосом переспросил:
— Всевышний?
Олег затравленно зыркал по сторонам. Хотелось и бежать, и драться, но могучий голос приковывал внимание, заставлял вслушиваться:
— Томас… и вы, его друзья… мы не враги. Опусти меч… или держи, если тебе так удобнее. Я хочу объяснить…
На разгоряченного Томаса сзади пахнуло ароматом роз. Он мгновенно обернулся с мечом в руке, увидел, как захлопнулась дверь. Яру трясло, она суетливо дергала за рукав:
— Томас… Олег убежал!
В голове Томаса перемешалось, перед ним Творец, но Яру держали здесь против её воли, и при одной этой мысли как могучий прибой била горячая кровь, сердце стучало яростно, он начинал дышать чаще, а мышцы дрожали от жажды прыгнуть на врага и бить, крушить, сечь, ломать, но голос, который звучал в зале, как и в голове Томаса, произнес настойчиво:
— Томас, это я, твой Верховный Сюзерен…
Томас преклонил колено, сердце стучало бешено, он с трудом сумел совладать с дрогнувшим голосом, что пытался сорваться на мышиный писк:
— Приветствую тебя, Господь. Прими всё моё почтение… и передай поклон Пречистой Деве. Я служил тебе верно и преданно, Господь. Хочу служить, как и служил, но мне надо выяснить… что стряслось. И верно ли я поступал.