Откровение

— Достаточно и людей. В них столько… что в ад спустился в первый раз уже… как бы сказать точнее, уже подготовленный. От людей набрался! От них ощутил, что это великолепно — нарушать запреты, грешить, брать чужое, какое наслаждение ломать, рушить, жечь!

Олег сказал тоскливо:

— Но ваш верховный бог… Что с ним? Почему молчит?

Уриил засмеялся:

— А есть ли он? Сатана есть, видно. А тот, кого называют Всевышним?

Томас прошептал в муке:

— Но он должен быть! Как же без него?

Уриил вместо ответа лишь насмешливо оскалил зубы:

— Эх, рыцарь… Это язычнику вера велит сражаться до конца, а ты, христианин, должен смириться со своей участью. Ты был побеждён ещё в тот день, когда выехал из замка! Идти против небес…

Томас поник головой. Краем глаза видел, как напрягся калика, всё ещё пытается освободиться от пут, хотя лицо побагровело от захлестнувшей горло верёвки. Ярослава все еще смотрит с надеждой.

— Да, — прошептал Томас, — я не должен был поднимать дерзновенную руку на небо… Это все язычник, он меня подбил. Прошу не милости, а лишь прочесть молитву и поцеловать свой крест…

— Обойдешься, — сказал Уриил небрежно, он обрекающе вскинул руку, Томас вскрикнул отчаянно:

— Но это молитва… уже тебе! Я с молитвой называю тебя Верховным Сюзереном… А тогда ты можешь убить уже не как мятежника… я презираю мятежников, их надо истреблять как бешеных собак… а как своего слугу!.. Для рыцарей нет ничего дороже верности!

Уриил довольно оскалил зубы. По его кивку рыцарю развязали руки, но тут же уперли острия дротиков с двух сторон в бока. Томас распухшими руками, посиневшими от тугих верёвок, медленно снял тяжёлый крест, ослабевшие пальцы скользили по гладкому металлу, едва удержали. Он видел багровое лицо Олега, веревка натянулась, волхв уже приподнялся на носки, но губы кривятся в презрении, проклятый язычник, даже с одной ногой в могиле, а всё презирает святые реликвии…

Распухшие губы бережно коснулись креста. Он заставил их шевелиться, но Уриил захохотал издевательски:

— Я всё о тебе знаю! Ты даже из единственной молитвы запомнил только три первых слова! А губами шлёпаешь, будто все заветы читаешь. Пора заканчивать, меднолобый. Я уже потешился вволю. Помощь не придёт, разве не понятно?

Томас прошептал побелевшими губами:

— Пора. Прости меня, Яра, если что я не сумел…

— Я люблю тебя, Томас! — вскрикнула она.

— И я…

Глава 13

Он ещё раз посмотрел на Олега, вершина креста была направлена в его сторону. Пальцы Томаса чуть вздрагивали, он закусил губу до крови, по подбородку поползла тоненькая струйка крови. Внезапно крест в его пальцах щёлкнул, блеснуло как серебристая рыбка, во мгновение ока просвистело через комнату.

Верёвка оборвалась с лёгким треском. Олег рухнул, его ноги метнулись в стороны. Оба стража, как подкошенная острой косой трава, рухнули, звонко хряснувшись затылками. Олег перекатился через голову, взвился в воздух. Уриил, что занес меч над Томасом, как ужаленный обернулся. Толстая нога калики ударила его в лицо с такой силой, будто обрушилась гора.

Томас подхватил меч, взмахнул, и руки калики разбросало в стороны. Он стряхнул обрывки верёвки:

— Рискованно!

— А ты как мне в прошлый раз? — огрызнулся Томас. — Я чуть заикой не стал!

Он бросился к Ярославе, а Олег вытащил из-за пояса Уриила острый нож, хладнокровно ухватил серафима за бороду. Обнажилось белое горло.

— Теперь и пауки не помогут, верно?

Уриил с трудом разлепил один глаз на обезображенном лице:

— Дурак… Я становлюсь Владыкой Мира… Я дам тебе всё…

— Дашь? Язычники берут сами.

Он полоснул по горлу, брезгливо держа нож на вытянутой руке. Кровь брызнула широким веером, залила белоснежные плиты кричаще пурпурными струями. На той стороне Ярослава торопливо освобождала ноги. Они с Томасом то бросались друг другу в объятия, то начинали наперебой рассказывать, как страдали один без другого.

Олег прошел мимо стражей, один начал подниматься, и он ударил носком окованного железом сапога в голову. Глухо хрустнуло. Второй был без сознания или притворялся таким, но Олег без злобы ударил и его в висок, убедился по вспышке света, что рассчитался окончательно, подобрал свой посох.

Томас все еще обнимал Ярославу, Олег с брезгливым удивлением поднял с пола крест Томаса:

— На. Теперь я вижу, что в кресте в самом деле что-то есть.

Томас вытащил из верёвки застрявшее лезвие, не длиннее пальца, но острое, как бритва, снова бережно упрятал в основание креста, с трудом свёл половинки, от усилий мышцы вздулись даже на шее, снова приведя скобу в боевое положение.

— Я ж говорил! — выдохнул он с упрёком. — А ты не верил в собственный народ!

— Я думал, умельцы остались только в Киеве, — ответил Олег недоверчиво, — но чтоб в глухой деревне… полупьяный деревенский кузнец… кривой да еще левша… Правда, грубовато. Вон следы молота.

— На внешность смотрят только у женщины, — сказал Томас победно. Он обнял Ярославу. — А у любой вещи надо зреть душу! Ты сам левша, если на то пошло. Потому и везёт в драках, что ждут удара справа. А умения ни на дюйм… Можешь идти?