Откровение Блаженного

Тороплю дни, недели, месяцы… Чем больше пройдет времени, тем я ближе к нему. Если бы я мог сегодня поменяться с ним местами!

Дабы окончательно не загнуться, надо оглянуться в прошлое, а шагнуть – в будущее.

Надо не щадить, а изматывать, истязать себя работой до обморочного изнеможения… рвать жилы… обливаться потом…

Моя спасительная соломинка – книги. И – деревья.

Несу домой буханку хлеба, значит, еще живу.

Хотя бы по нескольку строк, но пишу ежедневно о сыне: как бы продолжаю заботиться о нем, как о живом.

Поют птицы весны, а он глубоко в земле. И мне стыдно жить.

Тонны сырой глины давят на его грудь. А расплющилась моя душа.

Незнакомая девушка… плачет… Кто она? Вместе училась с Алешей? Вижу, как в ее руке вздрагивает букет. И алые лепестки падают на бугорок. Падают и – бледнеют.

•

Явно девичья рука положила на могилку цветок. Желтый. Цвет разлуки. В данном случае – вечной.

•

Впорхнуть бы к нему ласточкой!

•

В сновидениях улыбается мне – подбадривает!

•

Я полол картошку. Сорной травы – тьма! Вдобавок – жарынь! Вскоре стал уставать. Мотыга потяжелела. «Сынок, помоги!» – попросил я мысленно. Глядь, весь огород уже обработал!

•

Голубень пролесков. Движется сияние… Я окликнул. Свет брызнул и рассеялся. Никого. Одни прохладные деревья.

•

Тишина… если даже гром, буря. Она не отхлынет, не вспугнется, не поколеблется. Не могу до конца осмыслить. Но знаю: для меня… навечно… Она влилась, срослась с моей плотью, с моей жизнью. В ней – дыхание моего сына?

Блуждаю… Ищу… Где ты? По какой стежке или бездорожью мне идти? У кого спросить? Нас разделяет пространство? Или – всего один шаг? Может, ты стал ветерком? Облачком? Или – нежным утренним эхом? Ласковый свет неба коснулся лица и рук: я ощутил его близкое присутствие.

•

19 мая. По дороге на погост я нарвал полевых цветов. Само по себе получилось: весь букет небесно-голубой. Как глаза Алеши.

Нежная прозрачность. Покой. Я положил на могилу цветы: «С восемнадцатилетием тебя…»

Пришел домой. Обнаружил в пакете оставшийся цветок. Рассудил: «Это от Алеши».

Вершинная цветущая ветка Алешиной калины тянется, тянется к окну… Соскучился по родным?

Он прожил на земле самую счастливую часть жизни.

Высокие лучи солнца и струи дождя соединяют меня с ним.

Роса. Звезды. Бог. И – Великая Вера: Душа – вечна!

Земля – приют. Земля – мать. Она нежно обнимает своих детей. И никогда с ними не разлучается. …Упаду ниц на бугорок. Из отверстой груди, из сердца радостным ручьем изольется кровь, пройдет, пропитается сквозь пласты глины и песка… омоет животворным теплом его тело…

•

Жду… Войдет в дом Человек. Со светлым, воодушевленным взором. С затаенным дыханием шагну к нему вожделенно.

– Сын твой жив… – молвит Он… глазами Иисуса.

•

Я сегодня – на земле, он – на небесах. Я дольше прожил – здесь, он – там. И едина уготована нам Вечность. Где мы сольемся. И звездою Новой воссияем над Миром Всевидящего Творца.

Годовщина

Моя глубокая, незаживающая рана… Из нее – капли крови: то – чаще, то – реже, то – громче, то – глуше. Их не остановить. Не погасить. Так и будут источаться, вспыхивать, обжигать. Пока сердце бьется и, обессилев, не оцепенеет в объятиях бездыханности.

•

Несчастье стало неотъемлемой, привычной особенностью моей жизни. Забудусь, отвлекусь… Но гнет тоски продолжает давить, сжимает в тисках сердце.

Страха не испытываю ни перед кем и ни перед чем.

Синь моих глаз поразмылась, в них – сутёмки. В горле – клекот слез.

Уподобиться бы животному!

Все, что было исполнено прозрачно-небесного смысла, бесформенно огрубело и обволоклось дегтярным смрадом случайного несуразного существования. «Облегченного» выхода не ищу. Его – нет. Он – невидимка. В поле зрения – жалкое подобие света, обман. Мир расколот. Вдребезги. Мое озарение… после смерти?

Мне желают долгих лет жизни. «Долгих лет» мучений?

•

«Его ночные блуждания… Я боюсь! Господь, сжалься над ним… выведи к Солнцу», – молится за меня жена.

•

Сон – это «бесчувственное» бытие – как спасение. Но вот у меня бессонница: от невроза зуд во всем теле. Доканает?

Раньше меня врачевала природа. Теперь я от нее отдален. Оторван. Отчужден. Минули зима, весна, лето… А я их не ощутил, не заметил, не запомнил. Иней, гром, солнечные зайчики, алые ягоды, глоток ключевой воды… Все далеко, неправдоподобно. …Плачет земля по моей смертельно раненной душе. Она, брошенным камнем в безвоздушное пространство, торкается, блуждает, колесит и не находит пристанища.

•

…Вот-вот и мое сердце остановится: его толчки все слабее, все приглушеннее. И так непредсказуемо оно ведет себя в любое время дня и ночи. Дома. И на улице. Трепыхаясь в груди подранком.

Жалость людская на чужую боль – скоротечна: вот она уже и поостыла, поразвеялась. У одних – свои душевные раны саднят, кровоточат. Другим, кого еще колотушка судьбины в судный час не пришибла, невдомек.