«Интересно, попадаю ли я в категорию обладателей гиперреактивной дофаминовой системы, – говорит Рейдер. – Я никогда не принимал наркотиков, пил только ради компании, не увлекался азартными играми и практически всегда ставил семью превыше моих опасных зависимостей. Эти зависимости были у меня всю жизнь. Они шли со мной рука об руку. Когда у нас, на севере от Парк-Сити, открыли «Грейхаунд-парк», я увлекся собачьими бегами. Я читал книги о них, собирал разные данные, вел графики и таблицы по каждой собаке. Я откладывал по нескольку долларов, чтобы поставить на скачки, и это удавалось мне с большим трудом. Деньги на домашнее хозяйство были у Полы, и она выдавала мне понемногу – точно так же в детстве я получал карманные деньги. Поэтому мне приходилось как-то выкручиваться. Главное тут: я тогда не работал. И у меня было свободное время.
Здесь [в тюрьме] я читаю книги, которые считаю своей «коробкой с печеньем». «Девушка с татуировкой дракона» и весь этот цикл, это мои книги из «коробки с печеньем». Они как бабушкино печенье с шоколадной крошкой в банке [и их нельзя брать]. «Нет-нет, Джонни, только не ешь». Наверное, мне не стоило читать эти книги, потому что в них полно секса и садомазо, но [я думаю, что] читать иногда не страшно.
В книге Рейна меня очень заинтересовало поведение в поисках вознаграждения. Оно есть у нас всех, но подлинные психопаты не могут отказаться от него, словно наркотик подталкивает их к греху и преступлению. Мое внимание привлекло вознаграждение в виде денег или удовлетворения желаний. Наверное, именно так происходит у игроков. [Они] не могут сказать нет или просто уйти, или продать свою ферму, чтобы получить больше денег и выиграть еще больше. Может, полосатое тело у меня в мозгу больше, чем у них?» (Полосатое тело – это участок мозга, задействованный в системе вознаграждения.)
Однако были в книге Рейна и наблюдения, с которыми Рейдер не соглашался.
«Рейн упоминает, что хладнокровные убийцы «никогда не потеют», но я могу по опыту сказать, что сильно потел. Я даже волновался, как бы полиция не нашла капли моего пота и не установила по ним ДНК, но во время убийств я просто обливался потом, и еще [от возбуждения] когда проникал в чужие дома. При стрессе я ужасно потею, но размышляю по-прежнему ясно и ничего не упускаю из внимания. Могу сказать, что с каждым разом я нервничал меньше и больше контролировал ситуацию. Возможно, автор имел в виду способность сохранять ясное мышление в условиях стресса, когда говорил, что такие люди «никогда не потеют». Я-то потел.
Рейн упоминает, что большинство жестоких преступников в детстве подвергались насилию или же ими пренебрегали. Я не подвергался насилию ни в какой форме. Однако насчет пренебрежения я не так уверен. Бывали моменты, когда мама не приходила на школьные праздники, а отец постоянно отсутствовал дома, потому что работал на двух работах. Я не вписываюсь в типичный образ серийного убийцы. Большинство терпело насилие со стороны отца или матери, или еще что-нибудь в их детстве было ненормально. Но мои родители оба любили меня и никогда не притесняли.
Сейчас я много думаю о том, что в моем детстве посеяло те семена зла, – может, что-то в моем воспитании? Это приводит меня к мысли, что предрасположенность к насилию должна столкнуться с каким-то социальным аспектом, чтобы активироваться. Поскольку я уже связывал себя и фантазировал в этом направлении, книга с жертвами Глатмена запустила у меня тему бондажа и навсегда запечатлела [изображения перепуганных женщин] у меня в мозгу. Каким-то образом все мои жертвы попадают в этот застывший кадр. Я тоже, как Глатмен, делал фотографии, а в детстве увлекался завязыванием узлов, собиранием веревок и «петлями висельника».
«Меня очень встревожила стрельба в Туссоне [убийство конгрессмена Гарбиэль Джиффордс]. Почему я могу испытывать нормальные человеческие чувства, огорчаться, плакать, притом что я сделал то, что сделал? Мне кажется, именно этого многие люди, близкие ко мне, не могут понять. Я тоже не понимаю. Общество должно дать таким как я возможность обращаться за помощью, и чтобы нам не задавали вопросов.
Надеюсь, когда выйдет эта книга, ключ уже будет найден, и он поможет другим, кто изучает разум преступников, лучше нас понимать».
Эпилог
Поворотный момент
Такое безумие – постоянно переключаться между гранями куба.
Все время нашего общения мы с Рейдером играли в шахматы. Мы отправляли свои ходы друг другу по почте. Он предупреждал меня, что положил глаз на ту или иную мою фигуру. Он стремился победить. Ему нравилось ощущение контроля. Я даже знала, что он рассматривал жертв как пешек в своей игре. Они были «объектами» для получения разрядки, а «разрядка должна быть достигнута».
Однако, победил он или нет, последнее слово останется за мной.