Откровения романтика-эротомана

Он в изумлении замер, глядя на ее бледное лицо и взъерошенные, словно у Медузы Горгоны, волосы. Первая пуля попала ему точно между глаз, и он коротко скользнул взглядом вниз, на Sig Sauer, крепко сидевший в ее правой руке, направленной прямо на его лицо. Он точно знал, что умирает. Долей секунды позже, еще до того, как он рухнул на пол, вторая пуля вошла в сердце. Корнелия сунула пистолет в карман, быстро втащила теперь уже безжизненное тело в квартиру и закрыла за собой дверь. С того момента, как она постучала, прошло меньше минуты.

Он был одинок. Другие пули не понадобятся, поняла она и облегченно вздохнула.

Сбросила тело Криса в прихожей и, надев пару перчаток, быстро обыскала квартиру.

Корнелия без труда нашла кожаный конверт, в котором лежал файл с информацией о ней и ее фотографиями, и засунула его под пиджак. Прочитает позже.

Затем основательно разгромила гостиную и спальню, вывернув шкафы и вспоров матрасы. Всю наличность, которая лежала на виду или была рассована по явным местам, она сунула себе в карман.

Она надеялась, что это будет выглядеть, как плохо закончившееся ограбление.

Если бы у нее было время спланировать все более тщательно, она бы оставила в квартире наркотики, и это сбило бы с толку усердных полицейских, которые вскоре попытаются реконструировать картину преступления. Таким, как оно выглядело, это преступление вряд ли попадет на пятую страницу «New York Post».

Пешком она вернулась в Ист, неторопливо и умиротворенно, даже заглянув по дороге в магазин редких книг Стренда. Она подарила себе первое издание Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Прекрасные и проклятые», спасибо деньгам, которые она украла у своего предполагаемого убийцы. Нет трат, нет желания. Она это заслужила.

Глава 20

Я убил ее. Или же мне так казалось. А потом ее призрак стал преследовать меня.

Или, опять же, я просто схожу с ума. Медленно, верно, окончательно. О, это опустошающее действие любви!

Это началось ночью. Это всегда начинается по ночам. Я просыпаюсь в кромешной тьме, и мысли крутятся в голове, словно старая виниловая запись, которая почему-то ненормально ускоряется с 33 до 78 оборотов. Часть меня с ужасающим отчаянием пытается стереть все воспоминания о ней. О моей единственной и бывшей, красивой, трогательной, ранимой Кэй. Но, омерзительно сосуществуя с этим желанием, другая взбунтовавшаяся волна изо всех сил пытается заставить эту плодородную почву дать всходы, снова вызвать в памяти запах ее тела, звук ее голоса, изгиб ее губ, от которого у меня щемило сердце, ее походку во время прогулки по запруженной лондонской или по какой бы то ни было дороге — все эти сотни черт, которые были ее чертами, саму суть ее существования или ее смерти. Теперь мое сердце сжимается, мой член напрягается, мое дыхание, несомненно, начинает неприятно отдавать, и горький аромат пота превращается в желчное зловоние, и это для меня — словно заговор, в результате которого явятся мелкие демоны и мучители из самых глубинных кругов ада. Мои мучители.

Было ли это виной? Я даже не уверен. После всех этих лет — почти десяти — я не могу быть больше уверен, что я действительно совершил этот чудовищный акт — столь решительно я стер ее из своей жизни. Время — такой удобный способ стереть все.

«Если я не могу иметь тебя, то и никто не будет».

Детская, обидчивая позиция с убийственными последствиями.