Откровения романтика-эротомана

Теперь я вполне твердый, а ее прохладные губы продолжают свою механическую работу. Я открываю глаза и отвожу пальцы от ее спутанных волос, кладу одну руку на плечо. Ее кожа влажная, клейкая, совсем другая.

Она отклоняется назад, и мой член вываливается из ее минутой раньше жаждущего рта.

— Выеби меня, — приказывает она.

Ложится на песок, раскидывает руки и широко расставляет ноги. В полумраке я едва могу разглядеть ее пизду, отверстие, которое я так хорошо знаю, карту моего позора и ее внутренней красоты. Я склоняюсь над ней. Я уже теряю эрекцию. Но беру себя в руки и протискиваюсь в нее. Невыносимый холод ее внутренностей бьет меня, как замороженный молоток, и я безнадежно уменьшаюсь. Я заставляю себя оставаться внутри нее и приказываю своему члену снова ожить. Крепко зажмурив глаза, я вызываю свои лучшие воспоминания о другой Кэй, о том, как играл с ней, как ее лобковые волосы вились сотней вихрей, о сокрушительных цветах внутренних стенок, когда я последовательно исследовал ее глазами, языком, пальцами, снова и снова, во всех « этих комнатах, которые были моими воспоминаниями.

— Выеби меня! — кричит она.

И я со всей нежностью этого мира, которую могу вызвать из глубины своей души, трахаю живую Кэй. Мертвая Кэй не отвечает на мои тщетные толчки. Ее лицо не освещается ни наслаждением, ни болью. Ее тело словно кусок льда, на который я непристойно бросаюсь.

— Выеби меня жестче! — яростно настаивает она.

Я делаю это. Снова, и снова, и снова. Мой член настолько холодный, что я едва его чувствую, как будто это уже не часть меня. Спящий уголок моего разума вызывает в памяти статьи об исследователях-полярниках, которые потеряли пальцы рук, пальцы ног, уши. Хотел бы я знать, можно ли отморозить пенис?

Я помню пот, голос Кэй, которая занимается любовью, вздохи, мое любимое «О господи!», глубину желания в ее глазах, и мы охотимся друг на друга, как животные, на полу офисов или в ванных комнатах. Мертвая Кэй принимает мою атаку с безразличием.

— Как кусок мяса, ага, — читает она мои мысли.

Гнев растет во мне, и это вызывает отчаянную эрекцию, и я превозмогаю боль в конечностях и наконец оживляю в памяти отдаленный и забытый синапс, плачевную волну похоти, и эта похоть, высвобожденная, течет сквозь мои изнуренные кости и мускулы, и, словно улитка, ползет в главный район моих почти что импотентских гениталий.