Сначала медленно, но постепенно убыстряя темп, головной отряд проносится мимо темных лесов. Мне хочется сейчас завопить во все горло: стоп! Забудьте все, что я вам вдалбливал! Двигатель больше нам не друг! Езжайте медленнее, или же вам каюк! Прищурившись от ветра в лицо, я слежу за углубляющейся в лес головной группой бойцов.
Справа и слева у дороги искореженные, сгоревшие русские танки, грузовики и телеги без лошадей. В одном месте мы обнаруживаем умело замаскированные танки Т-26. Их 12 машин. Танки брошены по причине отсутствия горючего. Готовый в любую минуту вступить в бой батальон минует огромное невозделанное поле, протянувшееся на север, насколько глаз хватает. Внезапно головной отряд исчезает, а БМР, повернув башню, палит из своей 2-см пушки по придорожному кустарнику. И вот пять, может, шесть этих «кустов» зашевелились и с дистанции около 150 метров обстреливают нас. Хорошо замаскированные танки русских поливают огнем нашу маршевую колонну. В считаные секунды мои бойцы залегают и наблюдают за единоборством нашей БМР и танков противника. В бой вступает несколько противотанковых орудий, они и ставят точку в этой схватке. Несколько минут спустя мы продолжаем движение, а подожженные нашими снарядами танки еще долго будут освещать лес. В 19 часов 30 минут происходит первая перестрелка с русскими. Чтобы быть в курсе обстановки, посылаю усиленную разведгруппу на юг, поставив перед ней задачу пробраться через Олыку на Клевань и там дожидаться подхода батальона.
Когда мы добираемся до Стовека, нас окутывает непроглядная тьма. Не задерживаясь в Стовеке, мы продолжаем ехать на восток. Едва миновала полночь, как я вижу на просеке грузовик и еще какой-то транспорт. Русские! Несколько секунд спустя по ним открывают огонь мои стрелки-мотоциклисты. Мгновенно загораются сразу несколько грузовиков, пылая, как факелы, они ярко освещают лесной перекресток. Вообще этот лес действует на меня угнетающе, тьма держит нервы на пределе. Чувство неуверенности словно высасывает из меня решимость, тем более что я до сих пор не имел опыта боевого соприкосновения с русскими. Час за часом двигаемся мы сквозь темноту ночи. До Ровно еще 30 километров. В нескольких километрах за Клеванью (ее мы, слава богу, проехали) мы останавливаемся. Подтягиваются остальные подразделения батальона. Со стороны Клевани доносится шум ожесточенной схватки. В воздух взлетают ракеты — по ним мы определяем место боя. Только я собрался продолжить марш, как вдруг позади раздаются вопли ужаса. Среди грохота разрывов гранат, среди проклятий из уст моих бойцов я различаю до ужаса знакомый и страшный лязг гусениц. Танки! Их целая колонна. Я в оцепенении гляжу, как танк, сминая мотоциклы, круто сворачивает влево и, перевалившись через дорогу, растворяется во тьме. Едва мы успели оправиться от этого сюрприза, как подобное повторяется, но теперь уже в хвосте колонны. Два вражеских танка, заплутав во тьме, въехали в нашу маршевую колонну. Их экипажи поняли это, только остановившись. Да и мы спутали их с нашими тягачами, вот так и проехали через весь лес в сопровождении русских. Мне докладывают, что слева от дороги обнаружены другие русские танки.
Отправленная мною на Олыку разведгруппа наткнулась на части 3-го батальона, их теснят численно превосходящие силы русских. 12-я рота 3-го батальона срочно просит помощи — она в кольце окружения русских. Нам ничего не остается, как идти на выручку окруженцам, а с рассветом продолжать наступление на Ровно. Мы быстро разворачиваемся и устанавливаем связь с окруженной разведгруппой. Русские сражаются за овладение дорогой. Тем временем рассвело, и мы видим брошенную колонну грузовиков. Это пехотинцы неприятеля, которые залегли в пшенице и без особых успехов пытаются смять оборону 12-й роты, к которой вовремя подогнали одну БМР.
Не теряя времени, мы возвращаемся через тот же лес к Клевани. Клевань взята, и наступление на Ровно продолжается.
Прямая как стрела дорога ведет на юго-восток. В нескольких километрах за Клеванью она неожиданно обрывается вниз и у Броников снова постепенно идет вверх. На горизонте в небо поднимается дым. Я следую сразу же за головным отрядом, пристально изучая в бинокль местность. Мне показалось, что у откоса стоит орудие. В свежей зелени подросшей пшеницы я замечаю пятна посветлее. И верно — орудие. Это немецкая пушка LFH 18, одиноко стоящая на позиции. Вид ее наводит уныние. Впервые нам попадается брошенное как попало на поле боя немецкое орудие. В нескольких шагах от орудия мы видим санитарную машину, из которой вытащили все, что можно. Распахнутые дверцы автомобиля перемазаны кровью. Мы молча осматриваем брошенное всеми место. Никого — ни живых, ни мертвых. Усевшись, мы поднимаемся в гору.