Откровения знаменитостей

— Родные места. Я жил когда-то на улице Костикова. На месте здания вашей редакции в те годы был парк и каток, где я безуспешно пытался научиться кататься на коньках. Поблизости находился мой детский сад.

— Перемены на улице вашего детства не испортили вам настроение?

— Я уже давно смирился с переменами. Все исчезает, но одновременно остается. Чем больше ты живешь, тем четче замечаешь некие дырки в толщине времени. Сколько людей ты знал, скольких ты любил и сколько близких потерял. И все-таки остаешься тем же мальчиком.

— В романе «Взятие Измаила» ваш лирический герой учится в 59-й школе. Вы тоже там учились?

— Эта школа моя и моей мамы. Она преподавала русский язык и литературу. Здесь учился и мой брат Саша.

— Ваши книги дышат подробностями жизни самого автора.

— А зачем что-то придумывать? Жизнь столько сотворила, что с ней никакой роман не сравнится. Жизнь намного гениальнее романа, потому что в ней все правда и все происходит с тобой. Мы жили в Староконюшенном. В подвальной коммуналке маме дали комнату. Я еще был в полусознанке, но помню бесконечное мелькание ног в окне. А еще свой трехколесный велосипед и соседок, очень одиноких. По праздникам за бутылкой водки они отводили душу.

— Судя по роману, ваш отец был моряком.

— Отец в 17 лет пошел на фронт мстить за своего брата — тот в 41-м пропал без вести. При заполнении всяких анкет отцу приходилось всегда врать, что его отец погиб. А на самом деле моего деда в 30-м году при коллективизации арестовали и сослали на БАМ. Бабушка получила всего два письма от него. Мой отец всю жизнь прожил в страхе, что его обман раскроется. Он ходил в 44 — 45-м на подводной лодке шифровальщиком. Я с гордостью рассматривал его военные фотографии. На подлодке они торпедировали немецкие корабли.

— И разрушали потом себя.

— Да, это поколение было шокировано многим. Все встречи ветеранов-моряков заканчивались пьянкой. Жуткое было зрелище. Ими владело одно желание — упиться.

— Когда у отца появилась другая семья, вы поддерживали с ним связь?

— Сложно было поддерживать с ним контакт. Книги он перестал читать. Свою первую публикацию я показал бабушке, но ее радость была своеобразной: «Ну хорошо. Все лучше, чем в подворотне с гитарой». Отец тоже не понимал, что я делаю. Не вникал, не радовался за меня. Вообще-то родители мои разводились давно, еще до моего рождения.

— Как это?

— Мама была парторгом в школе в 60-е годы. В ее классе учился Владимир Буковский, будущий диссидент. Смельчак выпустил в школе рукописный журнал. Естественно, все стали обсуждать содержание — и пошли доносы. Но надвигалось либеральное время. И решили устроить по этому поводу дискуссию в двух старших классах. И тут-то все учителя навалились на мальчика — Володю Буковского. Слух о вольности, процветающей в нашей школе, дошел до самых верхов. Нависла угроза, что из школы погонят и парторга, и директора. Маме посоветовали подруги забеременеть и уйти в декрет. С папой они почти не жили — у него складывалась новая семья, но мысль о спасении объединила родителей. Директора действительно изгнали. А мама ушла в декрет и уцелела. В 61-м я родился.

— Вы, швейцарец, когда были в своей школе последний раз?

— Невероятная удача: именно в ноябрьские дни случилась встреча выпускников. Я пошел в школу и увидел своих однокашников выпуска 77-го года. Удивительное чувство новизны! Когда-то мы особенно не интересовались друг другом. Жили одним желанием — вон, вон из школы, да поскорей. Теперь же приходим на редкие встречи без жен и мужей. Я поймал себя на мысли: жены и мужья уходят, а одноклассники остаются. Они же когда-то не были мне близки. А тут понял — все родные!

Но на самом деле встреча была наполнена грустью. Стоит старичок. Но вдруг взглянет на тебя да улыбнется — и узнаешь в нем мальчишку. Потом начались разговоры о тех, кого уже нет. Вспомнили Митю Гайдука. Он пришел к нам в шестом или седьмом. Увлеченный музыкант, Митя и в футбол играл лучше всех. Потом он учился в ЦМШ, закончил консерваторию, стал прекрасным пианистом. На конкурсе Чайковского получил вторую премию.

— А что с ним случилось?

— Он играл концерт в Германии по приглашению. Возвращался домой через Восточный Берлин. В Бресте его стали трясти таможенники. Наверное, были с ним грубы. И, очевидно, Митя возмутился. Расплата была жестока. Его, крупного музыканта, сняли с поезда и поместили в психушку. Что с ним там сделали и чем кололи, можно только догадываться. Когда Митина мама с великим трудом привезла сына в Москву, он умер через четыре дня. Отпевали Митю в храме Всех Святых в Красном селе — там священником был его родной брат, отец Артемий.

— Ужасная трагедия…