Откровения знаменитостей

Страшно, что преступниками становятся даже малолетние дети. И наша история, и телевидение со своими жестокими боевиками приучили детей к ощущению, что жизнь человеческая ничего не стоит. В сочинениях девочки пишут, что хотят стать путанами, а мальчики примеряют профессию киллера. Что же мы сделали с их сознанием?

— Готова почва для прорастания дьявольского семени?

— Игра с дьяволом — это еще игра с самим собой, с тем Аидом, о котором вы сказали и который способен поселиться в каждом.

— Как важно юному существу встретить мудрого и совестливого человека, как встретили вы в молодости режиссера Андрея Лобанова.

— Я вблизи видел Горького, Бабеля, многих знаменитых людей. Но никто для меня не стоит рядом с этим человеком. Даже когда он молчал, чувствовалось, что от него исходит холодок бессмертия.

— В среде творческих людей во все времена шла и идет борьба за лидерство. Как вы к этому относитесь и почему не участвуете в ней?

— Я никогда не засорял своей головы такой чепухой. Литература — это не спорт…

Любимцы муз

Грешен на меду

Евгений Евтушенко: «Мне было пятнадцать. Женщина эта, пасечница, дала мне первый чувственный опыт»

Евгений Александрович внезапно оказался в юбилейном возрасте. Сам удивлен: ему, артисту на карнавале жизни, вдруг 70! Он и сейчас может бросить мальчишескую фразу: «Мне нравится в лицо врагу смеяться и женщину нести через ручей».

Он написал немало покаянных стихов. Играл в раскаяние? Скорее всего Евтушенко всегда играет самого себя. Но, согласитесь, звонко и откровенно звучат эти строки: «Я разный — я натруженный и праздный. Я целе— и нецелесообразный. Я весь несовместимый, неудобный, застенчивый и добрый. Я так люблю, чтоб все перемежалось, и столько всякого во мне перемешалось — от запада и до востока, от зависти и до восторга». Критикуйте его — он все равно скажет сам о себе резче и ярче!

— Евгений Александрович, пришло время вспомнить о ваших предках. Кто из них подарил вам ген поэзии?

— Мои родители были очень разными людьми. Я ношу имя моей мамы, Зинаиды Ермолаевны Евтушенко. Ее отец, полуграмотный крестьянин, вернулся с Первой мировой войны кавалером трех Георгиев. В революцию перешел к красным, был начальником артиллерийских складов РСФСР, носил два ромба. Но это его не спасло: был обвинен как «враг народа» и сгинул — то ли умер в лагере, то ли был расстрелян.

— Ваша мама — украинка?

— Там и белорусские, и украинские, и даже польские источники. Один из моих прапрадедов был обедневшим польским шляхтичем, пришлось ему служить у жестокого помещика управляющим. Он возглавил бунт против этого злодея и был выслан в Сибирь, на станцию Зима, вместе со всеми бунтовщиками.

— Женя, ходят всякие слухи, почему вы не носите фамилию отца.

— В XVIII веке во время какой-то эпидемии одна вдова с четырнадцатью детьми переселилась на территорию современной Латвии. Ее дети стали замечательными стеклодувами, женились в основном на латышках. До меня дошла уникальная реликвия из тех времен — хрустальный шар с потрясающим внутренним свечением. Фамилия моего деда явно немецкого происхождения — Гангнус.

— В Германии живут носители этой труднопроизносимой фамилии?

— С такой фамилией сейчас там восемь человек. Считаю их своими дальними родственниками. Они меня сами нашли…

— Где встретились ваши родители?

— Они учились в МГРИ — Московском геологоразведочном институте, а подружились в летней экспедиции. Когда я читал маме свою поэму «Братская ГЭС», она вдруг заплакала и достала пожелтевшую фотографию, где она с Александром Гангнусом. Оба они были очень красивы — я не в родителей.