Откровенно. Автобиография

Она обвиняет меня в отсутствии интереса к ее жизни. Утверждает, что меня не интересуют новые впечатления, новые люди, ее друзья. А ведь я мог бы каждый вечер водить компанию с гениями: писателями, художниками, артистами, музыкантами, режиссерами. Я мог бы посещать открытия художественных галерей, мировые премьеры, новые постановки, закрытые кинопоказы. Но нет, вместо этого я предпочитаю сидеть дома и смотреть телевизор, и, может быть, лишь иногда, когда на меня снисходит особая общительность, я согласен пригласить к ужину Джей Пи с Джони.

— Не буду тебе врать, — говорю я. — Вечер с Джей Пи и Джони — это звучит чертовски заманчиво.

— Андре, — горячится она, — они тебе не подходят. Перри, Джей Пи, Фили, Брэд — все они потакают твоим прихотям, смешат тебя, ободряют. Но никто из них не принимает твои интересы близко к сердцу.

— Ты думаешь, все мои друзья для меня не подходят?

— Все, кроме Джила.

— Все?

— Все. Особенно Перри.

Я знаю, что она жестоко обижена на Перри из-за того, что он бросил работу продюсера сериала «Неожиданная Сьюзан». Она обижена и на меня: ведь в их конфликте я отказался сразу же принять ее сторону. Но я не догадывался, что и остальные члены моей команды ей настолько же неприятны.

Отвернувшись от зеркала, Брук внезапно произносит:

— Ты, Андре, похож на розу, окруженную шипами.

— На розу, окруженную — чем, прости?

— На невинного юношу, из которого сосут кровь всякие прилипалы.

— Я не такой уж невинный юноша. А эти, как ты их называешь, «шипы» поддерживали меня с детских лет. Эти «шипы» спасли мою жизнь.

— Они тянут тебя назад. Мешают расти. Развиваться. Ты ведь не развиваешься, Андре.

МЫ С ПЕРРИ решили разместить нашу школу в самом неблагополучном районе западного Лас-Вегаса. Здесь она будет служить маяком. После многих месяцев поиска, уже почти отчаявшись найти место, на котором бы поместились все школьные службы, и к тому же доступное нам по цене, мы обнаружили участок в треть квадратного километра, удовлетворявший всем нашим требованиям. Обычный городской пустырь, окруженный ломбардами и домами-развалюхами, давно уже отжившими свой век. Именно отсюда когда-то пошел расти Лас-Вегас: сюда прибыли первые поселенцы, обустроив свой лагерь, впоследствии заброшенный. Мне нравится история этого места, которое было оставлено людьми: что может быть символичнее для того, чтобы менять к лучшему жизнь брошенных детей?

На церемонию закладки школы пришли десятки политиков, чиновников и лидеров местного сообщества. Журналисты, камеры, речи… Мы вонзаем золотую лопату в грязное земляное месиво, засыпанное мусором. Я смотрю вокруг и, кажется, провижу будущее этого места: слышу, как дети смеются, играют, задают вопросы. Здесь будут зарождаться мечты, будут помогать расти. Я настолько ошеломлен мыслями о том, каким станет это место через несколько лет — и через несколько десятилетий, когда меня уже здесь не будет, — что не слышу ни единой речи. Будущее заслоняет собой настоящее.

Затем кто-то грубо выталкивает меня из мира грез, требуя попозировать для групповой фотографии. Сверкает вспышка. Сегодняшнее событие — счастливое и одновременно пугающее: ведь столько еще предстоит сделать! Школу нужно создать, получить лицензию, найти финансирование — словом, битва будет долгой. Если бы не моя отчаянная попытка вернуть свое место в теннисе, восстановить здоровье и душевное равновесие, если бы не очевидные успехи, достигнутые на этом пути в последние несколько месяцев, не уверен, что у меня хватило бы духу взяться за это.

Все интересуются, где Брук, почему она не пришла на церемонию. Я отвечаю правду: я не знаю.

НОВОГОДНИЙ ВЕЧЕР, последние часы 1998 года. Мы с Брук устраиваем традиционную новогоднюю вечеринку. Неважно, сколь далеки мы друг от друга: она настаивает, чтобы в праздничные дни мы не демонстрировали своих разногласий друзьям и родным. Как будто мы — актеры, а наши гости — публика. Но, даже когда зрители расходятся, Брук продолжает играть и я — вслед за ней. За несколько часов до появления приглашенных мы проводим что-то вроде репетиции в костюмах: пытаемся казаться счастливыми. И потом, когда все расходятся, все равно притворяемся: это уже больше похоже на вечеринку для труппы.

Сегодня друзей и родных Брук среди публики будет больше, чем моих. Один из членов ее когорты — новый пес, питбуль-альбинос по имени Сэм. Он рычит на моих друзей столь усердно, как будто Брук вкратце поведала ему, что она на самом деле о них думает.

Мы с Джей Пи сидим в углу гостиной и пристально смотрим на пса. Тот, в свою очередь, пялится на нас.

— Было бы круто, если бы эта собака сидела здесь, — говорит Джей Пи, показывая на место у моих ног.

Я смеюсь.

— Нет, правда. Сейчас это совершенно бессмысленная собака, не твоя собака. Не твой дом. Не твоя жизнь…

— Хм.

— Андре, этот стул украшен красными цветочками.

Я смотрю на стул, на котором сидит Джей Пи, словно впервые вижу его.

— Красные цветочки, Андре, — повторяет Джей Пи. — Красные цветочки.