На четвертый день рождения я подарила сыну роскошное иллюстрированное издание «Алисы в Стране чудес», но очень скоро до меня дошло, что подарок я сделала не ему, а себе. Уже в самом начале книги, когда Алиса состязается в остроумии с додо, мой сын откровенно заскучал. Замешательство и растерянность Алисы, которые, как мне думалось, многое скажут моему сыну о переживаниях ребенка в мире взрослых, вместо этого научили меня ориентироваться в мире информации. Заблудиться в Стране чудес – это значит многое узнать о незнакомом предмете, прочувствовать его на собственном опыте, а всякое исследование неизбежно приводит в норку кролика. Я провалилась в нее в своем исследовании иммунизации; я падала, падала и падала, и пропасть оказалась намного глубже, чем я могла предполагать. Я пролетала мимо полок с книгами, прочесть которые у меня не было ни малейшей надежды. Как и Алиса, я уперлась в запертую дверь. «Выпей меня!» – кричал мне один источник. «Съешь меня», – говорил другой. Они оказывали на меня противоположные действия – я росла и уменьшалась, верила и не верила. Я плакала, а затем обнаруживала, что плаваю в собственных слезах.
В самом начале моих изысканий я прочитала статью о трех случаях потенциального причинения вреда в результате вакцинации, по поводу которого состоялись многочисленные суды, пока наконец дело не было доведено до конца. Эти три случая были выбраны как образцово-показательные из более чем пяти тысяч подобных случаев, рассмотренных судом США для федеральных исков, известным в народе под названием «вакцинный суд». На этих трех случаях сформировался прецедент рассмотрения дел, связанных с решением вопроса о том, вызывают ли вакцины аутизм.
Бремя доказательства в Вакцинном суде является довольно легким; дела слушаются специально отобранными юристами, которые в качестве основания для вынесения суждения используют принцип «более вероятно, чем нет», или, как выразилась одна из судебных распорядительниц, «пятьдесят процентов и перышко». Но даже при таком облегченном подходе свидетельств в пользу того, что вакцинация приводит к аутизму, оказалось недостаточно во всех трех показательных случаях. Но вот свидетельств против этой точки зрения было с избытком, как заявила одна из судей. В ее решении по делу
Проблема, однако, заключается в том, что перед завтраком мы все можем поверить в весьма маловероятные вещи. Науку делает волнующей то обстоятельство, что в ней молчаливо предполагается, что невозможные вещи на самом деле возможны. Например, в предположение о том, что гной больной коровы можно втереть в ранку на коже здорового человека и это сделает его иммунным к смертельному заболеванию, сейчас поверить так же трудно, как и в 1796 году. Занявшись наукой, мы оказываемся в Стране чудес. Это так же ясно ученым, как и любителям. Но разница для тех из нас, кто не занимается наукой профессионально, заключается в том, что новости, доходящие до нас из мира науки, поддерживают и без того существующие страхи.
За годы, прошедшие после того, как я забеременела сыном, я прочитала массу статей о связи аутизма с проживанием вблизи автострады, с приемом матерью антидепрессантов, с возрастом отца в момент зачатия и с заболеванием матери гриппом во время беременности. Но ни одно из этих утверждений не удостоилось такой прессы, как небольшая, предварительная и сомнительная статья, в которой было высказано предположение о связи вакцинации с аутизмом. «Мы живем в медийной культуре, – замечает писательница Мария Попова, – которая извращает семена научного знания и превращает его в сенсационные, не подлежащие обсуждению и сомнению заголовки о генах ожирения, языке гомосексуальности и картах мозга, на которых точно отмечены участки, отвечающие за любовь, страх или понимание книг Джейн Остен, несмотря даже на то, что мы отлично понимаем, что задача науки не фиксация ответов, а преодоление невежества».