Откровенные

Она корила себя, корила отца за то, что у нее минутами закрадывалось сомнение. Господи! Как ей не стыдно? Разве для нее не ясен этот сильный и благородный характер? Возможны ли какие-нибудь сомнения?..

А между тем, ей что-то говорило, что многое в человеке, которого она боготворит, облечено в какую-то таинственность. В нем чувствуется твердый характер, но иногда его спокойные и холодные определения резали ее какою-то страшною безучастностью…

Слова отца заставили ее серьезно размышлять о Марке, кажется, в первый раз со времени их супружества, и напрасно старалась она теперь уверить себя, что знает Марка.

Нет, она его не знает!

Она безгранично любит его, но не знает!

Продолжая думать о нем, Ксения припомнила, как он редко с ней говорит и как он бесстрастен в своих суждениях. Он точно все классифицирует и сам остается в стороне, спокойный. Во что он верит? Чему сочувствует? К чему стремится?..

И Ксения не без горького чувства должна была сознаться, что душевная жизнь Марка для нее не совсем открыта. Она знает только, что он честолюбив, необыкновенно уважает в людях силу и ум… Она знает, что он идеальный муж, но так ли он близок ей духовно, как и физически?..

И ей вдруг становилось жутко при мысли о предстоявшем объяснении.

«А что, если отец прав?»

И Ксения гнала от себя эти мысли, чувствуя себя бесспорно виноватой уже за то, что в помыслах могла усомниться в любимом человеке. В такие минуты чувство любящей женщины брало верх над анализом, и Марк снова являлся в ее глазах в блестящем ореоле благородства и силы. И снова она была уверена, что знает своего Марка, и нетерпеливо ждала его приезда, чтобы скорей доказать отцу, как он заблуждается.

Наконец раздался звонок, его звонок. В гостиной послышались уверенные твердые шаги Марка, и Ксения бросилась к нему на встречу радостная и веселая. При виде Марка все сомнения показались Ксении каким-то святотатством, и она воскликнула:

— Мне надо с тобой поговорить, Марк… Сейчас был папа… Ты знаешь ли, его дела совсем расстроены?

— Расстроены? — переспросил Марк.

Голос его, по обыкновению, был тих и спокоен. Это кольнуло Ксению, и она бросила упрек:

— Как ты спокойно принимаешь такое печальное известие, Марк?

Марк взглянул на жену слегка удивленными глазами.

— Разве тебя это не трогает?

— Ну, положим, и трогает, но разве непременно надо волноваться?.. В самом деле, дела его так плохи? — несколько мягче проговорил Марк и в душе обругал себя болваном, что не исполнил своего намерения относительно жениных денег… — Что тебе говорил твой отец? Может быть, ему нужна помощь?

— Необходима…

Ксения жадно ждала, что он скажет об ее деньгах, но Марк вместо того проговорил:

— Так это легко устроить. Я скажу Павлищеву, и твоему отцу можно устроить ссуду на льготных условиях…

— Но прежде я отдам отцу свой миллион! — промолвила Ксения и, бледная, смотрела в упор на Марка. — Ты, конечно, согласен? — прибавила она.

VI

Казалось, слова Ксении не произвели на Марка впечатления. Ни один мускул не дрогнул в его лице.

А между тем, злоба кипела в нем. Злоба и на свою непредусмотрительность, и на эту «сентиментальную дуру», которая ставит на карту будущность и его, и детей. Благодаря этому, он лишится богатства, а вместе с тем и независимости, и карьера его может померкнуть. А ведь легко было устроить женины деньги так, чтобы не выпустить их из рук…

В эту минуту он смотрел на обожавшую его женщину, как на врага, и, несмотря на уменье владеть собой, в глазах его сверкнула злая, жесткая улыбка, когда он ответил:

— При чем мое согласие? Ты уже решила.

— Но, Марк, разве ты не понимаешь?

— Чего не понимаю?

— Мне необходимо, чтобы ты одобрил мое решение. Без твоего согласия и папа не желает брать деньги… Но, главное, для меня твое согласие важно. Необыкновенно важно, Марк! — значительно и с какою-то внушительною торжественностью говорила Ксения, заглядывая в лицо Марка с выражением страха и мольбы… — Видишь ли, Марк… Ты прости, мне показалось, будто ты недоволен моим решением. Ведь я ошиблась? Не правда ли? Ты просто приехал со службы раздраженный и не вник хорошо в мои слова… Говори же скорей, прошу тебя. Предположим даже, что этот миллион мы потеряем, но наш долг помочь папе, и ты, разумеется, не пожалеешь о деньгах? У нас, наконец, останутся еще триста тысяч, которые папа тебе дал. Мы можем жить скромней… К чему нам такое богатство?.. Отвечай же, Марк!

О, с какою тревогою нетерпения она ждала теперь ответа. Ей было жутко, словно человеку над пропастью, и она почему-то думала, что с этим ответом связана вся ее дальнейшая судьба.

Что ж он молчит!? Скорей, скорей скажи он два-три жданных слова, и она бросится к нему на шею, моля о прощении… Ужели он их не скажет? Ужели Марк не тот, каким она его считает?

Ксения хотела прочесть ответ в его лице. Но сердце ее упало, и какое-то совсем новое чувство — чувство недоверия, страха и разочарования в любимом человеке — закрадывалось невольно в ее душу, — до того холодно и жестко-спокойно было это свежее, румяное и красивое лицо.